воздух вытеснили из комнат под грязноюголубизнойТы переход, ты очертанье входаТрансляция пламени вовнеИз мира, как из комнаты,Куда?Шекспировскою торопливою риторикойДробь коридорнуюПереключение программБлужданье пальцевБесшумных клавишей на телеНо поздно? Формулы витиеваты запоздалиИ немощь наших голосов —Лишь эхоЕще несозданных и непробудных сновДух оттенен и наготовеИ материя замерлаДля сбора всех нас в раствореньи мира.ОТРЫВОК МУЧИТЕЛЬНОГО ЛЕТА
Н. и Е.
Летний полдень, забвенье, Ленивка,Этот холм и реки незаметная повилика…Здесь отделим мы плоть от плоти, лицо от лица,лик от лика.Содрогаясь, к отлету готовятся зданьяНо не так растворится столица,Улетая из глаз в расставаньи,Как во тьме, забывается негасимая сахара,соли крупица.Улетающим вам за АркадиюТам, где синяя времени бездна виднаБудем сниться мы все, к невесомойидущие летней оградеЭто время во сне мы раздвинемсильней, чем странная жизни страна.КЛОН Летний солнечный банк. Деньги снова копируются Клеевой элемент вновь отлетает от стен Моны Лизы лицо с подзабытого провинциального рядового папируса Так легко в этот летний уходит обмен. Для закланья сои близнецом вы ведете козу и овцу тихо блеет она в трубный рожок. Но не слышите вы рядового папируса Темной грамотой облепившего роговой этот слой Будет тот человек наказан молодым блистательным близнецом, что однажды заменит его и уже не узнает свой дом. Что тогда тому вспомнить, всеми изгнанному всем замененному затененную ту протокопию ту козы иль овцы Будут тени по стенам ходить полузeмными овнами Только копию провинциальной на стенке Джоконды Да, полузабытую, полузатерянную ту купюру в дождь, нет в летний провинциальный полдень С оторванным уголком и с усами дорисованными обильно на купюре той над или на галстучном том над тем исповедальным лицом или на долларе с незнакомой Джокондою Или где Оборванный полдень где на купюре поверх той подписи Пишешь ты к самому но где и когда откликнутся и воскликнут?
Из книги «Частные безумия вещей»
ВОСКРЕСНАЯ ЯРМАРКА В ФОРОСЕУже в темноте предутреннейзанималась очередьвозникая частями голосов.Сон длился, пульсируя под веками,все вслепую ощупывали впереди стоящих,словно фрукты,обернутые в знамя.Казалось, сон дозированныйспускался к нам с рассветных гор,со стен московских магазиновот сытых фресок тех,в щедрости всеюжного загара.Тогда в пятидесятых школьникамимы в очереди стоя, пересмеивались,но сердце, горящее, как вырез у арбуза,готовы были незаметно передатьв ответном жесте на гору.В той очереди томнойвнушало все нам, что надо запахипреодолетьиз долины тесной подняться, чрез орды дынь,чтобы от яблоков, гранатовоставалась лишь прохлада, как благодарность.Нас звали воспарить,пройти сквозь кожу пористую фрески,порхнуть под арку,где модерна нашего авто мелькнуло ненадолго,оставив полости, рельефы…подняться ввысь сквозь нарисованное время,где ткань одежды пропускает свет, как шкуркаот плодов,выше груд из фруктов на плафонах,выше магазина «Фрукты»в доме том, где на фасаде – кариатиды —стоят с заломленными за спину локтями.Превыше превентивной тьмы,что вы приготовляли миру, —над верховной фреской —и сразу темнота ночная.В тех квартирах до дрожи незнакомых,где ты не был никогда,в пространствах, уготованных для будущего,где людская жизнь шевелитсянеозаренным золотом «Рая» Тинтореттов палаццо дожейнас приготовили терзаясь для расцветак изгнанью в райчтоб разрастаясь в спальнях коммунальныхдостигнуть тесноты извилинвнутри священного ореха.Но мы не укоренились таммы полетели меж зеркалами —небом под потолкамии дном дождливой ночи,где ты мой друг предшкольныйтам в палаццо незримого подъездаза кирпичами в высоте ты, Саша Кирпа, былИзчезли мы из стен,сохранив лишь плоть под одеждойцвета невыразимого осенней пропускной бумаги — прозрачность, дынность, тыквенность…мы превращались на глазах в плоды иные,опознавая друг друга где-нибудь, случайно:у транспаранта трепета ярмарочного грузовикав месте подобном… кто помнит: «Форос»,по-гречески – «дань»? Мы избежали и судьбы вещей,витрины были переполненыдешевыми разноусатыми часамитогда вещам, считалось, достойно стать часами/иль фотоаппаратом ФЭДом, например/показывая одинаковое время.Теперь в том доме только темнотажизнь выбита из оконбездомные и те его покинулиоскорблены и выскоблены липы перед нимПерегорела в черноту та сладостная мякоть,но мы,
