держим в руках двукрылое нечто Постигаемость света есть время твое — угасание здания мира? Если кто-нибудь скажет о повтореньи, Верить ему не надо, Потому что слова эти – правда. По окраине этого мира Гонит по линии несгибаемого залива Утопический обруч Платоновский мальчик Пусть даже окислы вымысла Слиты в единый чан Поэзия или амврозия Пивные дрожжи Пена Одно вино Почему в детской комнате мира Мы чьи-то родители тоже? Но чьи? – это выведать, значит, все простить ему И можно ль назвать Еще никогда нерожденного? Мы хотим стены комнаты этой сдержать, Они начинают сжиматься, Вытесняя нас образами световыми Слишком много прожитое Не дает нам время любви В этой комнате слепящих лиц Куда уходить нам Хоть нечего делать здесь Озираясь брезгливо Нас из темной ниши выводят, как из депо Мы уходим, за нами Комната эта сомкнется И уже не повторится здесь?Но есть в МытищахЧерно-кирпичная на повороте стенатам лежат в нерушимом стекле наши частные именаМы выходим в вечер, светлее, чем былНа столе оставляяТемную буханку хлебаА здесь на земле, омытой дождемРеклама “Эскадо”И уходящая в небоБезумная эстакада.Все-таки между других страниц там былатрещинка, похожая на травуТРАМВАЙ В ГРЕНОБЛЕВначале кажется, что почти не о чем говорить…Но так странен очерк мира, что рассказан плебейски вовсем,И еще не замеченОтзвенит с перерывом, отходя трамвайИ с зеркальной гибкостью обводя дома…И везде во взоре – горы.Это чудо дизайнаСеребристого светаПо сути бессмысленно —Тавтология мираКоторый раз.Но, однако,Пока мы гнались за смыслом,Мысль опередила нас.Окрупненно- невидимый,Словно не отделившисьОт голyбо-стальной скорлупыПовторится стеклами своими в любом окнеОн нигде,И во снеРука с сонеткой памяти очнетсяСо звоном трамвайным в спальне тридцатых годов.Эволюцию видов вещейНапитал городской суховейИ покуда мы развивали людей,В притязаньях тягаясь с Дарвином,Вещи сами росли в темноте.Вы тогда разнесли по Европеразъятое тело страныИ вечерними всполохамиРазглашали в эти долиныТайну прошлой страныЧтобы здесь заворожены холодомОт альпийской землистали снова вы в мире детьми.Если память истории – клинопись,Что наполнена инеем,Пусть очнется при первом же звуке слагающий буквы,И облачными инкрустациямиПо скользящей стене с затененными стекламиПамять вместит о васБунинский абрисУ иноземной кадкис развесистой пальмойНиццеанскойИ сонетка с шнурком в руке слабеющейВсе же вызволит, зазвенит.И без трамвая молчатостовы мачти мостовИ гудение стеколСтоическое, ветровоеЗамкнут рельсамиЗемной механизм.Появленье нас здесь непредсказано,Бессмысленны и легки, словно ветер, вести.Слишком поздно, мучительно раноМы появились здесь.И невменяемо любованье своим прошлым в зеркальнойстене:Потерявший в детстве монетку, блеснувшую где-тов траве,Оглянувшись ты увидел вдруг облака заоградойСловно облик далеких стран, ледниковых горНа траву положили в вечернюю колодезную прохладу.Но сейчас в площадях на цветочных кареВспоминать напрасно и напрасно искать тех людейлучезарныхНет их крови разнесшейся в отражении этих гор.Города эти западные,Где горят полируемые немыслимыми умамиСловно уже не улыбки вещей, но один неразбочивыйкайф,И боится боится войти человекв свое непрерывное непрерывное отраженьеВ озеро сна с рукотворной кувшинкойЗдесь побеждает – слабейший, побеждает – точнейший,Побеждает ничтожная нежная вещь.И мерцание отражений друг в другеДоведенное до дробной дрожи молекул.Там хранится в несгорающем дне мысль, посвященнаянам.Эмиграция снов,Эманация слов моих к вещам этим,оттолкнувшим светК людямВ охладелом ларцеГрацианополяМежду гор… Хватит вам спать под Альпами!И увиденный призрак образаРазобьет мгновенным плечом трамвайИ качнется цепенеющий дух бытия былого.Пробудимся и мы,И пространство дальнего дняДвинется вниз всею счастливой толщейПо солнечным городским полянам:Благовещенский, Ермолаевский, Вспольный… ОСМЫСЛЕННЫЕ ТАНКИТанки сами вошли в Будапешт.И взирая застенчиво на голубей,Отпускали слезуРасчетливо, по боезапасу.Мы не думаем, что можно иначе,Ведь не может жеЛысоватый простой человекУправлять траекторией атомов стали.Танки неуправляемы,Тонким клином уходят на юг,Улетают на запад,Будет жить в них мужская слеза,Что запаяна в глубине их солдатского глаза.Но ничем их,Ничем их нельзяНам порадовать.Бег на месте – и все ж по
