благодарностью нам бы не дали:В фарфоровой дымке закатаВысотные здания с папиросной бумагойКлали между страниц в гербарий.И пустоты прохладных подъездовНам открыли в ночных колоннадах,Выемки вы счастливые выемки детства.Ах, зачем это знать нам,Ведь порхающий самолет —С настоящей не ангельской тенью,Если мы можем железо от железа отъять,То это и есть благодать вековая.Чудесами волшебными тихо нам застили свет,И вода загоралась, и вращались в ночи телескопы,И лиловые стебли огняЗадавали загадку безмерней,Чем сфинкс бы придумалНа всю предстоящую жизнь.Что ж наша жизнь?Только повод умыться на страшном рассветеИ уменьшиться в дали глазницы?Неужели родились мы, чтоб железнуютрогать загадку,Да и рождались ли мы? Разве уличные крики сиренУши заставят заплавить нам воском,Чтоб не рваться в проклятую ширьПроходя по земле с шипами от перекати-поля,Оставляя питоновый след.Не раздаривать глупо во тьму бытие,И уткнувшись в сверток одежды —Завиток от колонны морскойНа самом дне улицы мира,Море схлынуло в стоки дождя,Спи спасенная атлантида детства, без сна.ЗАНЯТИЯ АРХЕОЛОГИЕЙ Откуда знаю я, что живы мы. Как отличить мне месиво живое От Геркуланума пустот? И я ходил по берегам реки, Вступал в людские разговоры И любовался первозданной формой, Готовой стать иль домом иль дворцом. Под трактором холодные борoзды На грязи свежей раннего литья Запечатлеть, выпарывая ветошь Из темной телогрейки под кустом. Едва сдувать оранжевую пыль с ресниц, Окрашенных египетскою охрой, И цвета синего дворового заката Ткань рубчатую собрать со всех. Не сверху у ворот в Микенах Заглядывать сквозь толщу ила, Но снизу сквозь решетку тротуара Сухого пресного под львиными вратами Решеток бывших английского клуба Читать о распорядке ночи: да, закрыто по субботам. Писать об этом можно без конца: Ведь свиток я пишу и сам читаю: Как в подворотнях довоенный шепот И хвойный трубный голос роз военных И сон послевоенных мавзолеев, Когда чтобы через болото перебраться, На ичиги прикручивают генеральские погоны. Не торопиться в описи вещей, (Себя не позабыть среди других…) Рукопожатий крепких, как цемент, И поцелуев – пятен на граните, Сверканий тех огней иллюминальных И ненависти безымянных дней. Всем зорким старческим дыханием дышать, Чтобы не пыль, – пыльца золотозмейки По правую бы руку отходила И становилась тяжестью земной.* * * Пройдет ли в домне ночи Белых искр пустынный плес? Я вспоминаю, грудью загораясь, (Как разогрет кирпич на солнце, как щербат). Я вспоминаю превращенье рек, Что на столе руками мы смешали, Я помню тот земной испуг, Когда из леса вдруг выходит поезд, словно зверь. Но жизнь – безмолвная, Не знаю, как понять. Лишь прибавляет холоду и льду, Лишь прибавляет ходу мне по снегу, Но не хочу я объясненья жизни. Еще остался мыльный галечник над морем, Еще остались времени сплетенья — Зацепы звезд за кровли родовые, Прохрусты рук по танковым следам. Еще остались дальние поселки, Что видел я своим безмолвным взором Из водопада поезда стекла, Наплывы мудрые морщин равнинных И возле глаз пустая борозда — Все отдаляет окончанье жизни.ЭЛЕГИЯ Ночная опустевшая Москва… И вот когда я возвращаюсь По горькой улице, водой политой, То я уже не знаю как назвать Гранитные провалы, постаменты, Что траурным стеклом остеклены. Прохлада липовой аллеи, Безмолвны каменные львы сторожевые, И ловит смолкнувшую птицу, Подпрыгивая в сквере, мальчик темный. Так почему ж тоска стоит в пустыне… Но вижу я, как мреют и горят Набухшие водою автоматы, И газированные пятна пахнут морем И муторным отцветшим запахом свободы. Лишь слабый свет прозрачный и подземный Исходит в этот город мертвый, И видно, как внизу проходит поезд, Последний голубой вагон метро.* * * С каждым днем сильнее полдень жизни, В грозовой столь гулкой тишине Чуткой бельевой веревкой виснет И стоит в раздавленной волне. Будущее – темное забвенье… Как лоснился ветер темных плеч… Брошенный купальник в черствой пене Под равниною деревьев может лечь. Переправа смутного мгновенья Сильною раскатится волной, Будущее, полное сомненья, Не прожив, забыли мы с тобой.ИЮНЬСКИЙ ДЕНЬС экзамена я вышел…В бледности бассейнаУвидеть море, плещущее до отказаЖивучею подкормкой тел.Когда с трамплина оторвавшись в глиняном движеньи,Расправив волосы стальные,Ты входишь в воду, выгнувшись в просторе,В обкусанном стволе из тополевых пузырьков.Все это было так давно…Бензойный день, заляпанный случайным сургучом,В окрашенной сгущавшейся медыни,В чернилках грозовых, сиреневолиловых,В преддверьи лета, меди пятачка на поездИ мраморных покоев «Павелецкой».Я знал, что сумерки еще наступят,Еще умоются в чернильных поздних
