более широких масштабах. Наконец все готово, и отъезд совершается или на нескольких шхунах, или на пароходе «Dieu-Merci», палуба которого в этот день бывает населена рабочими всех цветов кожи и всевозможных ремесел.
Приехавшие на прииск первые дни и ночи проводят как придется, но вот наконец дружными усилиями рабочих вековые деревья срублены, повалены, расчищена широкая просека, и солнечные лучи впервые освещают то место, где до сих пор была непроходимая лесная глушь.
Срубленные деревья доставляют обильный материал для постройки жилищ. В несколько дней возникает нечто, напоминающее город в зародыше. Эксплуатация началась.
В таком именно положении нашли прииск «Удачу» Андрэ и Шарль при своем возвращении из Европы. Вообще-то, прииск был отыскан Шарлем, но потом за разработку его взялась одна компания, во главе которой стал Валлон. Права на прииск она не имела никакого — произошла ошибка, и в этой ошибке был виноват не Валлон, а тот человек, который делал предварительные изыскания, но он умер от лихорадки, и Валлон был прислан на его место. Таким образом, робинзоны нашли свой прииск уже устроенным, но они были не такие люди, чтобы воспользоваться чужой ошибкой, и, как мы уже видели, вознаградили компанию за затраты, хотя она по закону не имела на это права.
Рабочие пробыли на прииске уже несколько дней. Работа вновь закипела под энергичным руководством Валлона, и все признаки позволяли предполагать, что доход от прииска будет немалый.
Робену хотелось, чтобы к прибытию на прииск его семейства все уже было устроено как следует. Желанный день наконец наступил. Госпожа Робен, обе мисс и все бони отправились на золотое поле. К пристани причалила паровая лодка, и робинзоны вступили на широкую просеку, где уже кипела шумная работа.
Их ждали: встречены они были салютом — залпом из ружей, от которого переполошилось все население приискового птичника и скотного двора. Кули-индус взобрался на приготовленную заранее мачту и вывесил на ней французский флаг. Робинзоны приветствовали эмблему родины восторженным криком: «Да здравствует Франция!»
— Да здравствуют французы экватора! — откликнулся громким голосом Валлон, чрезвычайно обрадованный свиданием с робинзонами.
Вступая в свое новое поместье, робинзоны изумлялись на каждом шагу. Управляющему даны были полномочия действовать, как ему заблагорассудится, и он воспользовался ими в самых широких масштабах.
Ему помогло в этом основательное знание условий лесной жизни.
На широкой расчищенной площади стояли хижины рабочих; дома для индусов и китайцев занимали правую сторону, для негров — левую. Перед домами были разбиты садики с полезными и декоративными растениями. Дом для хозяев прииска стоял поодаль на холме, так что был, во-первых, укрыт от наводнений, а во-вторых, овевался освежающими ветрами. Он был построен очень прочно, с высокой крышей из листьев ваи и имел очень красивый вид.
Середину дома занимала столовая, открытая с двух сторон; из нее был вид на прииск с севера и на девственный лес — с юга. В столовой стоял огромный обеденный стол, покоившийся на четырех массивных ножках. Слева была дверь в гостиную, меблированную бамбуковыми диванами и креслами; за гостиной шли комнаты для дам, выходившие в большой коридор. С противоположной стороны гостиной к ней примыкал рабочий кабинет, уставленный столами, на которых лежали книги, карты, чертежи, модели всевозможных машин и аппаратов и проч. За кабинетом шли комнаты для мужчин. Недалеко от дома, в отдельном павильоне, помещалась лаборатория. С другой стороны дома, ближе к столовой, была кухня, вверенная Огюстену, бывшему повару с военного французского корабля, марсельцу родом.
Робинзоны радовались, как дети, видя, что на прииске все так хорошо устроено, и осыпали устроителя искренними похвалами.
— Это даже слишком хорошо, — говорил Робен. — Мы как-то странно себя чувствуем среди этой роскоши. Это не Гвиана, это какая-то Кануа, где мы, чего доброго, разнежимся до крайней степени во вред делу. С другой стороны, этакая роскошь, когда кругом столько нищеты, производит на меня лично очень тяжелое впечатление… О, мой друг, не смущайтесь, пожалуйста, этим замечанием. Я его сделал не в осуждение вам, я, напротив, вам очень благодарен за моих дам, которым можно будет жить теперь в полнейшем комфорте.
— Я не удивляюсь тому, что вы сказали, — отвечал Валлон, — и, по правде сказать, ждал этого замечания; ваши слова меня даже радуют. Позвольте мне высказаться откровенно и объяснить истинные мотивы, руководившие мною?
— Говорите, мой друг. Вы знаете, как я вам симпатизирую, и потому всегда с удовольствием готов познакомиться с вашими мыслями; они, я уверен, всегда будут честные и дельные.
Креол покраснел от удовольствия, поклонился, пролепетал какую-то благодарность и заговорил:
— Я нахожу, что после тех невзгод и усиленного труда, которые судьба послала на вашу долю, вам отнюдь не грешно насладиться плодами своей энергии и пожить в довольстве, успокоить себя. Если хорошенько поразмыслить и принять в расчет все вами сделанное и перенесенное, то окажется, что
