Среди беспорядочной груды поваленных деревьев, поломанных ветвей и порванных лиан стояла компания из шести человек — пятерых белых и одного негра. Белые были одеты совершенно так же, как и молодой человек, приведший индейца. Старшему из них было на вид лет сорок пять. С молодым человеком он имел заметное сходство: те же черты, те же глаза, та же добрая улыбка, та же атлетическая сила, только лицо его было в морщинах, волосы на висках — совсем седые, а борода — с сильной проседью.
Подле пожилого человека стояли трое красивых юношей, из которых один был еще совсем мальчик лет тринадцати, хотя мальчик очень сильный, хорошо сложенный. Двум другим было — одному лет шестнадцать, другому лет семнадцать или восемнадцать.
Между ними всеми и пожилым человеком было заметное сходство. Очевидно, все они состояли в родстве.
Пятый европеец был человеком лет тридцати двух — тридцатитрех, с изжелта-белокурой бородой и голубыми насмешливыми, но добрыми глазами. Наконец, негр; это был уже совсем старый человек, с седыми жесткими волосами, с лицом в морщинах, но необыкновенно добродушным и кротким. Правая нога негра была поражена проказой.
Индеец не знал, что и думать обо всем этом. Спутник его быстро подошел к старшему мужчине и приложил к губам палец. С реки доносился стук тесаков, которыми каторжники прочищали завалы на дороге.
— Отец, — сказал по-английски молодой человек, — я привел индейца. Вот он. С виду он малый хороший, честный, но дело в том, что это не простой индеец, и как бы нам после не пришлось раскаиваться, что мы ему помогли спастись.
— Никогда не следует раскаиваться в добром деле, дорогой Анри, — возразил пожилой человек: — Я знаю, что индейцы не отличаются особенной благодарностью, но этот ведь еще так молод…
— Молод-то он молод, но он говорит, что его воспитали белые в Мане, что он знает служащих в остроге… слышишь, отец, в остроге, одно имя которого для нас полно ужасных воспоминаний… Он уже и теперь мечтает о том, как он увидится с женой и своим приемным отцом, и ведь, в самом деле, мы же не можем удержать его здесь навеки. Таким образом, выходит, что мы себе страшно навредили, потому что наше убежище станет известно. По правде сказать, я скрыл от него все: не сказал ему, кто мы такие, откуда, как сюда попали, давно ли тут, скрыл даже то, что я знаю французский язык, и говорил с ним все время по-креольски.
— Ты поступил очень умно, дорогое дитя мое. Что касается дальнейшего нашего образа действий, то мы еще успеем решить, какой версии нам придерживаться. От индейца мы узнаем, что за люди его преследовали и зачем они сюда явились. До поры до времени будем все говорить между собою по-английски. Что же касается авантюристов, то надо их прогнать, так как намерения у них, очевидно, дурные. Дадим им хороший урок… Казимир, сделай-ка то, о чем мы уговорились.
Негр, весело захлопав в ладоши, сказал:
— Хорошо, кум. Я с удовольствием направлю всех моих змей на этих злых людей. Пусть Шарль идет со мной.
Младший мальчик подошел к своему отцу.
— Ты позволишь мне идти с Казимиром, папа?
— Ступай, мой дорогой, Казимир тебя довольно хорошо выучил очаровывать змей, и ты можешь теперь применить свое уменье на практике.
Старик и мальчик взяли по длинной бамбуковой флейте и ушли на северо-восток.
Тем временем белокурый мужчина, не проронивший ни одного слова во время разговора Анри с отцом, в свою очередь, подал голос.
— Вы знаете, мистер Робен, — сказал он, — что я человек незлой и некровожадный.
— Я, напротив, знаю тебя как человека в высшей степени доброго и гуманного, Андрэ, — отвечал пожилой. — А к чему ты это спрашиваешь?
— Вот к чему. Эти четыре авантюриста, должно быть, большие негодяи, жизнь которых не стоит ни гроша. Наверное, они сюда явились для того, чтобы воровать, грабить, жечь и убивать. На вашем месте я не стал бы долго раздумывать. Анри и его братья умеют стрелять из лука лучше всяких индейцев. Их четверо, следовательно, если каждый выпустит по стреле… Одним словом, тогда вопрос будет разрешен разом… Вы понимаете, конечно, что я хочу сказать…
— Понимаю, Андрэ, и нахожу, что, в принципе, ты совершенно прав, но только я ни за что не соглашусь на такую крайнюю меру, разве только в случае личной обороны. Я не хочу, чтобы наша мирная плантация обагрялась без крайней надобности кровью, и не думаю, чтоб эти люди решились на нас напасть. Вернее всего, что они отступят, напуганные таинственными стрелами, а главное — той страшной армией, которую ведет против них Казимир… Слышишь флейту? Вот уже он начал свою музыку, и скоро змеи заставят авантюристов повернуть назад.
— Вы правы, мистер Робен, боюсь, что я слишком увлекся, — сказал белокурый.
— И, наконец, чего нам бояться их в будущем? — продолжал пожилой. — Они не знают, ни кто мы такие, ни сколько нас. Окружающая нас таинственность должна пугать их даже больше, чем открытое нападение. Они подумают, что здесь живет какое-нибудь сильное туземное племя, никого не допускающее на свою территорию.
