языком.
– Вылови его ложкой и во рту подержи, – сказала мама, снова к Катиной радости. Она как раз этого и хотела, но в глубокой задумчивости ничего маме не ответила. Как только Катя обожглась, она сразу же вспомнила про спички.
Один кусок льда быстро таял у Кати во рту, другой – в чашке. Не прошло и минуты, как их не стало. А в гостях, Кате казалось, они сидели ещё очень долго. Коробок со спичками, оставшийся дома без присмотра, тревожил, пугал и тянул одновременно.
Дома волнение не закончилось. Коробок спичек так и пульсировал основной мыслью и идеей. Однако жечь спички в комнате нельзя. И надо уединиться там, где есть вода. Стемнело, на улицу не выпустили. Только что закончились «Спокойной ночи, малыши». И сегодня больше нечего было ждать, кроме завтра. Но ждать завтра означало просто лечь спать. А спать было не просто самым скучным занятием – это было унизительно. В довершение всего мама сказала, что в понедельник (ужасное слово) Катя возвращается в садик, а она – на работу. Катя этого всего совсем не заслуживала, она чувствовала сильную несправедливость и нежелание… Нежелание и несогласие. Она была очень обижена, сразу вся раздулась, стала громко топать при ходьбе, перестала отвечать на вопросы.
– Дочь, мне нужно идти на работу, чтобы зарабатывать деньги. Папа работает всё время, чтобы зарабатывать деньги. Тебе же понравилось на море. И на самолёте понравилось летать. Ты не можешь сидеть дома одна, потому что ты маленькая, ты должна пойти в детский сад. Там за тобой присмотрят и будут ухаживать, ты же знаешь. Детский сад – это сад для детей. Там всё для детей: маленькие стульчики и столики, маленькие кроватки. И все дети там играют. Там очень добрая воспитательница. Она по тебе соскучилась. Ты будешь там спать днём, и у тебя будет завтрак, обед и полдник, не то что дома. – Мама усмехнулась. – Не спорь с матерью! Ты ещё маленькая, чтобы сидеть дома одна, ты не можешь о себе позаботиться! Если я уйду, вдруг будет пожар! Пожар – это ужасно! А ты у нас самое ценное… И детский сад – это такая детская работа. Ты в детском саду помогаешь мне и папе работать.
Глаза Кати заволокло, и она мысленно обняла свою будущую дочку: «Да! Может случиться пожар!..» Катя что-то придумала и побежала в ванную комнату, постояла там немного, потом вспомнила, зачем пришла, и вернулась в комнату за спичками, а потом снова в ванную. Там она помаялась, затем тихонечко прокралась, чтобы убедиться, что мама смотрит кино, а потом уже совсем решительно вернулась в ванную.
– Знаешь, почему мы в ванной? Почему мы выбрали эту комнату? Потому что здесь много воды. Это царство воды. Помни, что вода всегда побеждает огонь. И если будет пожар, ты должна будешь тушить его водой, ты можешь облить себя водой, и тогда ты не сгоришь, ты можешь прибежать сюда и лечь в ванну. Огонь не сможет к тебе прикоснуться. Здесь сейчас я покажу тебе силу воды. Вода! Вода-а-а!
Катя открыла кран и достала спичку, чтобы зажечь её. И, правильно держа, как Вася, зажгла огонь. Она делала это так, будто зажигала спички каждую минуту, всю свою жизнь. Она не вздрогнула, не выронила её, когда спичка зашипела и вспыхнула. Зато дочка вздрогнула и заплакала от страха. Тогда Катя почти сразу же стала рычать: «Огонь! Ого-о-онь!» – а потом сунула её под струю воды. Спичка погасла, силы воды победили её. Катя увидела дым, вспомнила, что во время пожара нужно дышать через мокрую тряпочку, и сообщила об этом дочке. Дочка взяла мокрую тряпочку и стала дышать через неё. За своё здоровье Катя не боялась. Здоровье дочки было важнее. Катя просто хотела предостеречь дочь, и возможный вред, нанесённый здоровью. «А теперь я тебе покажу всё могущество воды, смотри. – Катя высунула язык, показала на него пальцем и продолжила: – На яфыке флюни, а флюни – это фота». Но Кате сразу не понравилось звучание этой фразы, и она повторила её, предварительно спрятав язык: «На языке слюни, а слюни – это вода. И вода!.. – Она вытащила спичку. – Вода!.. – Она зажгла её. – Побеждает огонь!» – Она высунула язык, зажала его губами и затушила спичку. И огонь, и вода, и дочка – все они исчезли в ту же секунду. Катя превратилась в сгусток напряжения и боли. Он сжал ей веки, впрыснув под них текучей красной краски. Сдавил воздух внутри. Он забрал у неё все мысли и желания, вернее, несогласие и нежелание, которые у неё были совсем недавно, а потом начал так же болезненно их возвращать. Кате захотелось того, что ждало её каждый раз, когда ей было больно или плохо, – маминой ласки. Это желание обычно вырывалось из неё в виде рёва, когда она разбивала коленки на бегу или прикусывала щёку. Рёв беспрепятственно вырывался из груди и лился наружу, он разрывал сердце маме, и его осколки быстро успокаивали боль, не так быстро останавливали при этом рыдания, зато буквально на глазах залечивали любые раны. Сейчас рёв зрел в Кате, разрывая её собственное сердце, но она почему-то не давала ему вырваться наружу. Она сделала что-то такое, о чём никто не должен был знать. Особенно мама. Поэтому ничто: ни мамины поцелуи, ни раздувания, ни, может быть, зелёнка не могли облегчить её страдания. «Зачем их придумали? Зачем кому-то они нужны? Зачем они продаются в магазине? Зачем кто-то их купил? Зачем мне было их находить?» Она была не согласна. Катя сунула коробок под лежащие стопкой полотенца. С глаз долой. Ей снова вдруг захотелось броситься к маме, но снова её что-то остановило. «Я разобью ей сердце, если она узнает, что я, маленькая, хорошая девочка, её маленькая дочка, играла со спичками. Они все меня очень любят, очень- очень, они думают, я очень хорошая».
Катя стала тихо и горько плакать, сидя на табуреточке. Ей было так невыносимо, что она не могла плакать только из-за случившегося. Она стала плакать и из-за робота без головы, и из-за розовых мёртвых червяков в луже, и за Васю, который ходит в школу. Язык очень болел. И некому было её пожалеть в целом свете. Тут Катя вспомнила про Тучку, которая утром спала в корзине с бельём. «Животные же чувствуют, когда человек боится или ему плохо. Животные знают, когда человеку больно, и могут зализывать ему раны». Она с надеждой открыла корзину с бельём. Толстая Тучка выпрыгнула оттуда и стала нервно нализывать лапу, потом подбежала к двери и стала скрестись.
– Тучка, Тучечка, – с надеждой и лаской говорила Катя, стоя у корзины. Но кошка и ухом не пошевелила. Катя приоткрыла ей дверь, толстая Тучка протиснулась наружу, а Катя снова вся сморщилась от слёз. Всю жизнь просидеть в ванной она была готова, но не могла. Она знала, что рано или поздно ей
