Книга захватила меня целиком и полностью, но вынужден сегодня прервать работу. Вылетаю из дома, начинаются дела. Полтора месяца безвылазно находился дома, прижился, пригрелся, прирос. Как всегда, трудно возвращаться в гастрольное бытие.
Особенно трудно уехать из дома, в котором прошедшая неделя была очень весёлой. Отметили Машин шестой день рождения. Она его так ждала! Впервые считала дни. Рисовала рисунки с фантазиями о том, как будет проходить этот вожделенный день рождения. На всех рисунках фигурировал торт с шестью свечами, она каждый раз проверяла, пересчитывала число свечей и сверяла на пальцах. Все рисунки подписывала большими буквами МАША.
К празднику все мы были в сборе, старшая Наташа приезжала. Всю неделю в гостях были дети, дом был наполнен их голосами.
Мы очень волновались и даже боялись, чтобы Маша не была разочарована, чтобы сильное ожидание не было обмануто. Вроде осталась довольна.
Удивляюсь тому, как точно старшая её сестра в свои восемнадцать лет описала мироощущение и движение души шестилетней девочки. Смотрю на Машу и понимаю, что я не смог бы так точно и тонко написать. Видимо, по той простой причине, что никогда не был девочкой.
Я работаю над большим романом. В первой его части подробно стараюсь воспроизвести мироощущение и движение души шестнадцати-семнадцатилетнего человека. Работа так упоительна и увлекательна! Не хочу выходить из оболочки моего литературного героя. А ещё, хоть и крупными мазками, всё же даю фон эпохи середины восьмидесятых. Фон не так важен, мужественно отказываюсь от того, чтобы увлечься подробностями. Это даётся с трудом.
Жанр книги, над которой работаю, я обозначил как мемуарный роман. Почему это роман, а не просто череда воспоминаний, станет понятно только тогда, когда книга будет закончена и прочитана.
Идея книги пришла недавно, но удивительно быстро замысел оформился, выстроился и приобрёл простую, кристаллическую форму. Наверное, это будет самая объёмная моя книга. Хотелось бы найти на неё как можно больше времени, чтобы завершить работу до конца текущего года, но, боюсь, не уложусь. До лета хоть и далеко, но разъездов будет много.
Во время гастролей никогда не пишу. Пробовал. Но текст получается не цельный, а, наоборот, рваный, как сама гастрольная жизнь.
Зато, думаю, буду чаще писать в дневник. Во время гастролей хоть и мало времени, но дневник – практически самое приятное занятие для гастролёра.
А от книги всё-таки ужасно не хочется отрываться! И от дома тоже! Книга и дом поглощают целиком. Во время работы над книгой и в домашних вечерах ненадолго возникает душевное равновесие, на которое жуткие ежедневные новости влияют не больше, чем ураганный ветер за окном или завывания в трубе.
Долго не писал, это, к сожалению, превращается в правило. Однако писал много литературы, и на ведение дневника не оставалось сил: исчерпывался писательский лимит. А потом были разъезды и спектакли.
Буквально чуть-чуть осталось до весны! Таинственный месяц февраль заканчивается, в этом году он на день длиннее. Те счастливцы, которые родились 29 февраля, смогут по-настоящему отгулять день рождения, выпавший на понедельник… И наступит весна… Хотя бы на календаре.
До конца июня мне предстоит много, много переездов, в основном перелётов. Вот и хочу я поделиться некоторыми ощущениями по поводу самолётов. Точнее по поводу их имён.
Летать мне приходится в основном «Аэрофлотом». Честно говоря, я предпочитаю «Аэрофлот». Хорошие, новые самолёты, хорошее обслуживание. Всё хорошо, кроме цен… В остальном «Аэрофлот» даст фору многим европейским авиакомпаниям.
Но у «Аэрофлота» есть своя особенность, свой конёк и отличительная черта. Все самолёты «Аэрофлота», как корабли, несут на борту имя, точнее фамилию: самолёты нашего национального авиаперевозчика имеют свои имена.
Раньше я совсем не придавал этому значения, но с недавних пор стал интересоваться, на «ком» же я лечу. И поймал себя на том, что имена – названия самолётов – вызывают у меня противоречивые чувства и ощущения.
Если есть возможность взглянуть на название самолёта, я это делаю. Правда, это не всегда получается. Чаще всего заходишь в самолёт через «рукав», и тогда название на борту прочесть невозможно. В этом случае я спрашиваю бортпроводниц или внимательно слушаю объявление. Как правило, имя, которое гордо несёт воздушное судно, сообщается перед вылетом. И вот что я понял про себя…
Я понял, что некоторые имена вызывают у меня волнение и тревогу, а некоторые, наоборот, внушают доверие и спокойствие. Должен сразу отметить, что не все фамилии, которыми названы самолёты, являются русскими, но все люди, которые удостоились чести дать имя воздушным судам «Аэрофлота», являлись российскими гражданами, и их вклад в российскую культуру, науку и историю неоспорим.
Приятно, знаете ли, взлетать в небо зимой или летом, в ясную погоду или в снег и порывистый ветер на «Кутузове», «Жукове», «Барклае-де-Толли». Это были большие полководцы, значительные люди, герои, патриоты, у которых, может быть, и не всё получалось гладко, но в целом они одерживали победы. А на «Суворове» вообще взлетать одно удовольствие, потому что наш любимый генералиссимус не потерпел ни одного поражения и очень заботился о подчинённых. В «Багратионе» же взлетать хоть и гордо, но мы помним, что этот славный и доблестный воин был смертельно ранен и не дожил до победы в Отечественной войне.
Много самолётов названы именами великих композиторов. Спокойно и безмятежно садишься в кресло, без страха смотришь в иллюминатор разбегающегося по взлётной «Чайковского», «Прокофьева», «Глинки», «Скрябина», «Алябьева»… Полёт в этом случае обещает быть гармоничным и
