пространство, будто находящееся не то что в другой стране, а на другом континенте и чуть ли не на другой планете. Я давно так далеко вокруг себя не видел. И купол неба над нами был такой широкий, такой огромный, что не знаю, с каким местом в мире можно сравнить увиденное. Я видел степи, разные. А тут…
От горизонта до горизонта я видел рыжую поверхность… Я сначала не понял, что это сухая трава. Поверхность неровная, на ней удивительной красоты округлые холмы, которые идут грядами, и эти гряды тоже неровные, с разрывами. То, что я видел, больше всего напоминало застывшее море с огромными непостижимыми волнами, которые необъяснимым образом возникли на гладкой поверхности в полный штиль. Это очень красиво! Я не видел похожих пейзажей нигде.
Мест недавних пожаров мы не проезжали.
Приехали в Абакан вечером, уже темнело. В дороге, разумеется, проголодались. Очень хотелось отведать национальной хакасской еды, про которую мой приятель рассказывал и которая, разумеется, есть. Однако через час после прибытия нам однозначно сообщили, что ни одного заведения с национальной хакасской едой в городе нет. Как нам сказали, они были ещё недавно, но позакрывались. Пришлось ужинать пиццей в заведении под названием «Нью-Йорк». Но нам пообещали, что вечером, после спектакля, частным образом нам национальную еду приготовят.
Абакан – единственный город в длинном сибирском туре, в котором аншлага не будет. Зал будет заполнен процентов на семьдесят. Но я здесь в первый раз. Надо сыграть так, чтобы в следующий раз обязательно был полный зал.
Рано утром на стареньком «Ан-24» из Абакана прилетел в Иркутск. Думаю, самолёт был старше меня. Я себя пожилым человеком не считаю, но, очевидно, металл и разные конструкции изнашиваются сильнее, чем живой человек. Всё же мы взлетели, летели и приземлились в Иркутске. При посадке трясло здорово, как говорила моя бабушка, «мотыляло». Однако две юные стюардессы вели себя спокойно и довольно весело обсуждали какие-то повседневные мелочи. В салоне во время посадочной тряски спокойны были только они. Две эти очаровательные особы смотрелись какими-то новыми устройствами, чуть ли не апгрейдом, в конструкции старого, скрипучего и очень уставшего самолёта.
На подлёте к Иркутску наблюдали обширные лесные пожары, и по прилёте сразу ощутили в городе запах дыма. В Иркутске тоже жарко, ветрено, сухо – совершенно не ко времени.
В Абакане мне понравилось, хотя спектакль прошёл для меня довольно нервно. Всё-таки я не привык и трудно себя ощущаю в зале, где процентов тридцать мест свободно. Всем неуютно. Неприятно сидеть рядом с пустующими местами, равно как и играть для пустующих мест. По всему в театре видно, что город совершенно не театральный. Театр аккуратный, но уж какой-то слишком чистенький, безжизненный, особенно в гримёрных.
В гримёрных всегда видна жизнь тех, кто в них работает. Афиши, картинки на стенах, фотографии детей на столах, иконки, всякие штучки… А тут гримёрная была абсолютно пустой, можно сказать, стерильной, хотя рассчитана на одновременное пребывание четырёх артистов. Нигде ничего, даже календаря, даже календарика. Видно, и даже чувствуется по запаху, что там никто не работает. Нет внутренней жизни.
Во время спектакля в Абакане постоянно звенели и звенели телефоны. Это говорит только о том, что люди там редко ходят в театр. В Москве, Санкт- Петербурге, Екатеринбурге, Нижнем или Новосибирске, а также в других больших и вполне театральных городах, то есть Самаре, Саратове, Перьми, Челябинске и так далее, проблемы мобильных телефонов, по крайней мере у меня на спектаклях, практически нет. Так – случится раз-другой, да и то в самом начале. А там, где в театр люди ходят редко, от случая к случаю, и звучат эти никому не нужные трели.
С этим приходится бороться. Мне не доставляет радости делать людям замечание, а потом сводить к шутке, но делать это приходится: если упустить один, второй, третий звонок, их становится все больше и больше, люди начинают выбегать из зала по причине телефонного вызова, и делают это по несколько раз подряд. Если не реагировать на телефонные звонки, кто-то начнёт тихонько отвечать… А самое главное – многие и многие, уткнувшись в свои гаджеты, будут что-то читать или писать в ответ. Я видел и вижу это практически во всех театрах и на всех самых нашумевших и значительных постановках, про модные я даже не говорю.
Своего зрителя я слишком уважаю и ценю, чтобы позволить ему отвлекаться, разрываться между спектаклем и посторонней для театра действительностью, терять суть происходящего и в итоге получать не цельное впечатление от спектакля, а что-то дырявое и рваное.
Хакасская публика – та, что ждала, – была очень тёплой, люди огорчались тем, что так много земляков не выключили свои мобильные устройства. В итоге спектакль прошёл хорошо, и общая атмосфера сложилась как надо. Да! В Абакане мне подарили цветов намного больше, чем в большом и вполне театральном Красноярске или Томске вместе взятых.
Хакасской еды мы всё же хоть и немножко, но попробовали. Не без сложности! Гостеприимный мой хакасский приятель, который в Абакане уже не живёт, смог организовать в заведении под названием «Рафинад», чтобы туда пустили хакасского повара, который и приготовил нам два блюда. «Рафинад» и национальная хакасская кухня не сочетались категорически, особенно в пятницу вечером. Заведение довольно большое, с данс-полом и большим диджейским пультом. Такое место в спальном районе для отчаянных танцев, а тут мы с их национальной едой. Но место, как мы потом увидели, было определённо хакасское.
Как нам сказали, в тот день для нас зарезали барана, и в итоге мы отведали бараний суп (не помню названия) и кровяную колбасу под названием «хан» (если не ошибаюсь).
Суп был очень простой, тем и прекрасен. Прекрасная нежирная баранина, совершенно без вульгарного бараньего вкуса, нежирный бульон и, думается
