мне, пшеничная каша мелкого помола. Несолёный. По всему ясно, что этот суп – простая и древняя еда. Равно как и кровяная колбаса. Бараней кровяной колбасы я прежде не пробовал, она не такая, как делают украинцы, литовцы или в наших деревнях. Никакой гречки или другой крупы, никакого чеснока или сала. Только баранья кровь, и всё. И опять же, совсем не солёная и без специй. Весьма жирная, должен вам сказать, штука. Я ее съел скорее из любопытства и запил кровянку местным самогоном, сделанным из молока, причём самогоном, доведённым до не очень крепкого состояния, скорее похожего на японское саке… Хороший напиток. Я ничего подобного не пробовал, по вкусу и по запаху мне не с чем это сравнить. Запивать им жирную пищу, к тому же без соли и специй, приятно и правильно, да и организм с этим как-то сразу согласился. Судя по всему, тоже давно разработанное сочетание. Древний народ хакасы!
Пока мы ели, музыку громко в «Рафинаде» не включали. Мы определённо всем мешали с нашей хакасской едой, но нас деликатно терпели, никто не подгонял, никто не стоял над душой. Когда же мы закончили с национальной кухней и пошли на выход, музыку, что называется, «врубили» и засидевшиеся в ожидании танцев хакасы буквально бросились на танцпол под музыку совсем не древнюю и далеко не местную… Хотя – песня «О боже, какой мужчина!» является народной на всей огромной территории нашей страны.
Как уже сказал, в Абакане мне понравилось. В четверг зашли в ещё одно заведение, а там – местный конкурс танцевальных коллективов. Современные танцы. Сидело жюри, было довольно много публики, участники очевидно волновались, публика болела за своих. Было видно, что люди относятся к происходящему очень серьёзно. Танцы в основном были вполне наивные, но ребята явно репетировали, готовились и относились к происходящему как к событию…
В другом заведении происходил финал конкурса караоке, было много нарядной публики. Конкурсанты были ещё наряднее, а пели наивнее, чем танцевали в предыдущем заведении. Однако меня потряс участник, который показался мне человеком определённо меня постарше, в нарядной рубашке, в нарядных светлых брюках, ослепительно блестящих туфлях и таком же блестящем ремне. Когда он запел, ремень и туфли померкли, потому что он ослепил всех золотом зубов. Все верхние зубы этого человека были золотые.
Он потрясающе исполнил песню «Я люблю тебя до слёз» – лучше оригинала. В его исполнении было больше жизненной правды и верности интонации. Все его интонации, а также жесты, осанка, повороты головы – как и его зубы, были золотыми. А ещё он неподражаемо вставлял в исполнение такие слова: «Добра и здоровья вам! Благополучия и счастья вам!» Я рукоплескал стоя. Рукоплескал без иронии и сарказма, потому что я видел чистый жанр в его первозданном виде. Такой чистоты я практически никогда не встречал, это было золото самой высшей пробы, с совершенно другой планеты, чем та, на которой живу я, мои друзья, коллеги, где живут мои зрители, читатели и происходит то, чем я вообще занимаюсь. Но тем не менее это было круто!
Я не поленился, подошёл и искренне поблагодарил исполнителя за песню. Он тут же пожелал мне счастья и здоровья, одарил золотой улыбкой, крепко пожал руку… Оказалось, что его зовут Вениамин, он цыган, почти на десять лет меня младше, и знакомые и друзья зовут его Вена.
Улетал я из Абакана, прижавшись к мутному, исцарапанному и давно тщательно не мытому иллюминатору старенького «Ан-24», стараясь рассмотреть город сверху как можно лучше. Улетал с самыми хорошими впечатлениями, а также с надеждой, что и я произвёл неплохое впечатление и мне доведётся ещё здесь побывать.
Три дня провёл в Иркутске: сыграл два спектакля, провёл один свободный день и в ночь улетел в Читу. Уже плохо соображаю, где нахожусь, в каком часовом поясе.
Сижу в гримёрной в читинском драмтеатре. В окно бьёт сильное вечернее солнце, а я даже не понимаю, какое время суток. Если б мне сказали, что сейчас седьмой час утра, я бы согласился и принял вечернее солнце за утреннее.
В Иркутске было хорошо. Люди очень ждали, это чувствовалось, все билеты были раскуплены сильно загодя. А главное – люди спектакль приняли. Приняли безоговорочно. Радость!
Съездил вчера и краешком глаза глянул на краешек Байкала, посмотрел, как идёт лёд по Ангаре, попарился в бане, съел копчёного омуля, то есть выполнил обязательную прибайкальскую программу, по минимуму, но выполнил.
Но главное, что произошло в Иркутске помимо спектаклей, – я познакомился с несколькими молодыми людьми, с которыми прежде знаком не был, хотя в Иркутске работал больше, чем в других городах, и благодаря «Сатисфакции» иркутяне считают меня земляком. В сущности, я же сыграл иркутянина.
Ребята произвели на меня радостное и светлое впечатление. Расскажу про одного из них. Зовут его Костя, Константин.
Вечером в маленьком баре ко мне подошёл молодой, можно сказать, юный человек и пригласил на следующий день непременно зайти и отужинать в его заведении. Приглашений где-то отужинать и отобедать я получаю много, практически во всех городах. Но приглашают меня, как правило, люди существенно старшего возраста. Или же дамы и барышни, которые занимаются пиаром каких-то заведений. Говорят они закреплёнными фразами и чаще всего заинтересованы только в получении фотографий небезызвестного лица в их интерьере, чтобы повесить это лицо в этом интерьере на стену. Я всегда от таких предложений отказываюсь.
В этот раз было по-другому. Во-первых, Костя очень молод и совсем не похож ни на хозяина заведения, ни на пиарщика. Костя среднего роста, застенчивый человек, русый, аккуратно подстриженный, с аккуратно же подстриженной, совсем не хипстерской бородкой. Румяный. И постоянно от волнения краснеющий. С очень добрыми светлыми глазами. Костя совершенно человек конца девятнадцатого века. После всего он мне напомнил героев русской прозы – такой благовоспитанный сын мелкого помещика, приехавший в большой город с надеждами и светлыми планами.
