Мы последовали за индейцем, который ввел нас в небольшую комнату, выходившую, как и несколько соседних, в длинный коридор. Тут мы нашли два ложа с меховыми покрывалами, а также приготовленные для нас одежды: полотняные длинные рубашки и
– Здесь люди, должно быть, очень богаты, если даже обиходную утварь своих постоялых дворов делают из серебра. До сих пор все разговоры о Священном Городе, в котором Зибальбай был касиком, а Майя наследницей, казались мне баснями, но теперь я готов согласиться, что в них много правды, а почтительность этого индейца показывает, что Зибальбай здесь важная особа!
Потом мы облачились в новые одежды, правда, не без труда, потому что их покрой был нам непривычен, и отправились в столовую. Там нас встретила Майя, но так изменившаяся, что ее трудно было узнать. На ней была шелковая одежда, затканная золотом, браслеты и драгоценные камни.
– Как и вы, я переоделась… Или вам не нравится мой наряд?
– Не нравится?! Я никогда не видел лучшего! – возразил сеньор.
– Не видели лучшего? Между тем, это один из самых простых, которые у меня есть. Подождите, когда мы будем дома, я покажу вам еще лучшие!
– Я не знаю, что мне больше нравится: ваш наряд или вы сами!
– Тише, друг! Здесь нельзя говорить так свободно! – остановила Майя сеньора. – По ту сторону гор я была вашим товарищем, а здесь я – Царица Сердца!
– Тогда я предпочел бы, чтобы вы оставались прежней индейской женщиной… Или вы, быть может, шутите?
– Я вовсе не шучу, – проговорила она с подавленным вздохом. – Вы должны быть осторожны, не то будет плохо вам, или мне, или нам обоим. Здесь я первая из женщин, а мой двоюродный брат будет, конечно, наблюдать за мной. Вот идет отец…
Одет он был довольно просто, как и мы, только на шее висела толстая золотая цепь с подвешенным к ней золотым изображением символического сердца. Мы заметили, что Майя ему поклонилась, на что он ответил кивком головы, а оба индейца, принесшие пищу, каждый раз, когда он проходил мимо них, кланялись до земли. Нам обоим было ясно, что нашей дорожной дружбе пришел конец и теперь перед нами властный царь.
– Кушанье готово! – сказал он. – Прошу садиться и есть. Садись и ты, дочь. Ты можешь не стоять предо мной, мы все еще как бы в пути и можем отбросить церемониал, пока не будем в стенах Священного Города!
Мы ели что-то очень вкусное, но неизвестное, и запивали соком, похожим на вино. Глядя на сеньора, я ясно видел, что у него тяжело на сердце. В дороге он был как бы нашим начальником, а здесь Зибальбай, до сих пор называвший его «сеньор» или «друг», обращаясь к нему теперь, говорил «чужеземец» или еще одно индейское слово, которое означает «незнакомец». То же было и по отношению ко мне. Но меня ожидала приятная неожиданность: лишенный всякой возможности курить в продолжение шести недель, я увидел, что индеец несет особые сигары, сделанные из табака, завернутого в тонкую солому индейской ржи.
– Ты сейчас отправишься, – повелительно обратился к вошедшему Зибальбай, – в село хлебопашцев и моим именем велишь старшему прислать мне четверо носилок и носильщиков к пяти часам после восхода солнца. Ты предупредишь их также, чтобы наготове были лодки для переправы через озеро. Но если жизнь ему дорога, пусть никто в городе не знает о моем возвращении!
Индеец низко поклонился, взял свой плащ и вышел.
– Далеко до деревни? – спросил сеньор.
– При плохой дороге шесть часов, если только он в темноте не свалится в пропасть, – ответил Зибальбай. – Уже поздно, и время отдыхать; идем, дочь. Спокойной вам ночи!
Майя встала и, прощаясь, подала сеньору руку, которую он почтительно поцеловал.
– Как хорошо затянуться табаком! – сказал он, когда мы остались одни. – А заметили вы, друг, как переменился Зибальбай? Я никогда не обольщался насчет его характера, но теперь ничего не понимаю!
– Мне кажется, сеньор, что, подобно некоторым католическим патерам, он страшный фанатик. Он властолюбив и деспотичен. Он не пощадит ни себя, ни других, если вопрос встанет о благе страны или славе его богов. Какая у него должна быть сила воли, если, почитаемый как божество, он явился в нашу страну под видом нищенствующего врача и решился пройти тот путь, который никто из его народа не проходил. Он все перенес без ропота, потому что цель его странствия достигнута!
– Какова же эта цель? Я до сих пор ее плохо понимаю, и при чем тут мы?
– Цель всей его жизни – восстановить павшее Царство Сердца. Я не верю богам Зибальбая, но верю его видениям, так как они привели его ко мне. Ни один из нас порознь не может достигнуть успеха!
– Почему?
– Мне нужны средства, а ему – люди. Если он даст мне средства, я доставлю ему людей тысячами!
– Начинаю понимать, но боюсь, что вам встретятся большие препятствия на вашем пути. Но что должны делать Майя и я, если мы не собираемся восстанавливать никакое царство? Мы будем простыми зрителями?
