«Литературкой». Издавать новую газету предстояло Проханову (который в ту пору все еще писал свой афганский дневник). Он назвал новую газету «День» и превратил ее в чашку Петри, в которой новый, экспериментальный национализм смешивался с догматическим коммунизмом и ностальгией по империи. На страницах газеты расцветали теории западного заговора, антисемитизм, ксенофобия, национализм и сталинистский национал-большевизм. В офисе на Цветном бульваре собирались генералы, депутаты, казаки, убежденные коммунисты и православные священники – и здесь же физики, математики, партийные бюрократы.
«День» подвергался беспощадным нападкам либеральной прессы, особенно главной своей соперницы «Литературной газеты». Эти два издания представляли две противоположные стороны политического спектра – демократическую и националистическую, и спешили занять то пустое место, которое вот-вот должно было образоваться на месте коммунистической идеологии. Позднее соратник горбачевских реформ Яковлев назовет газету Проханова «инкубатором» августовского путча. Действительно, это была пробирка, где выращивалась новая идеология, порожденная разочарованием в явно провалившемся официальном марксизме-ленинизме.
Дугин, которого Проханов пригласил в газету одним из первых, применил свои таланты памфлетиста и пропагандиста на службе преторианской гвардии СССР. Автор песни «П-ц проклятому Совдепу», подвергавшийся в 1983 году допросам в КГБ, явно пережил внезапную трансформацию личности. Проханов разглядел в нем то, чего русскому консервативному движению недоставало почти «по определению», – он был в тренде. Хотя Дугин так и не расстался со своими «фирменными» галифе, стрижкой «под скобку», бородкой, он был «энергичен и молод, полон свежих идей. Он был настоящим пророком», вспоминал Проханов.
Не совсем ясно, каковы были должностные обязанности Дугина. Судя по статьям, его пригласили в качестве специалиста по теории заговора, чей умозрительный интерес к эзотерике и оккультизму служил приправой к довольно-таки банальному без такой добавки набору стандартных формул насчет невидимой руки и вражеских сил, действующих за кулисами и порождающих хаос. «Одной из актуальнейших тем в прессе и в политике стала
Как всякий умелый памфлетист, Дугин большую часть материала позаимствовал у других. В его статьях появлялись хорошо знакомые пугала: Совет по международным отношениям, Трехсторонняя комиссия, Федеральная резервная система, Бильдебергский клуб. Эти давно стершиеся клише маргинальных американских сурвивалистов или бородатых европейских леворадикалов вдруг проникли – через посредство печатной машинки Дугина – в Россию. Он жадно впитывал разнообразные теории заговора. В качестве эпиграфа первой его статье была предпослана знаменитая фраза Вальтера Ратенау, советника кайзера Вильгельма: «Триста человек, каждый из которых знает лично остальных, управляют судьбами Европейского континента и выбирают своих наследников из непосредственного окружения». Это весьма старое, обветшавшее представление о заговоре, однако в России оно еще не имело широкого хождения, и его, как и прочие теории заговора, с энтузиазмом принимала публика, для которой разочарованный цинизм заменил все прочие мировоззрения.
На самом деле Россия давно обладала сомнительной славой конспирологического центра мира. Представьте себе международную секретную секту, которая на протяжении десятилетий, если не столетий, преследует одну и ту же революционную цель – ниспровергнуть существующий порядок и править миром из-за кулис, – и скажите, чем это отличается от хрестоматийного описания Коммунистической партии Советского Союза. Ею правили именно что заговорщики: ни одна смена руководства за
Перед Дугиным стояла примерно такая же политическая задача, как и перед Рачковским: дискредитировать революционные элементы в России, которые были тогда на подъеме, изобразив их некоей расползающейся по миру зловещей угрозой. Надо отдать Дугину должное, сам он (правда, несколько позднее) категорически отвергал теорию еврейского заговора, не принимал исторического ревизионизма и отрицал подлинность «Протоколов сионских мудрецов». Он не поддался искушению и не подгонял различные «заговоры» под этнические или конфессиональные предрассудки, что могло бы стать причиной для насилия. Ни в одном из описанных Дугиным заговоров не мелькают тени Льва Троцкого, барона Ротшильда или оруэлловского Эммануэля Голдстейна – человеческие лица не служат мишенями. Изрыгая одну безумную фантазию за другой, он все же сохранял обдуманную дистанцию от собственных теорий и явно следил за тем, чтобы его рассуждения не обернулись реальной ненавистью или физическим насилием. Каким-то образом он сочетал безответственную демагогию с пониманием, что в конкретных мишенях нет такой уж необходимости, более того, они снижают градус дискуссии. Зло проступает в наиболее чистом виде, пока остается скрытым и бесформенным.
Написанная в феврале 1991 года статья «Великая война континентов» – один из характерных для Дугина примеров такого рода. Самая сенсационная из опубликованных в «Дне». Опираясь на прочитанные им геополитические трактаты и наставления, почерпнутые у представителей крайне правых европейских
