совершенно нелепо, эта связь существует фиктивно, только в ощущениях окружающих и своих собственных, и является некоторой иллюзией.
ОБ: Я почему задала этот вопрос? Потому что, вспоминая себя прошлую, я могу сказать, что где-то лет пять еще хорошо помнится, а дальше действительно это было не со мной и неправда. Может быть, это для всех характерно? Может быть, мы действительно умираем и рождаемся с каждой своей новой профессиональной переменой или житейской. А все-таки можно у самого себя выделить такую грань, что с этого момента я стал сегодняшний? Это может быть с чем-то связано. Например, ваше решение заняться издательской деятельностью, насколько вы сейчас ассоциируете себя с издателем?
ИК: Честно говоря, для меня эта терминология является чужеродной. Ассоциировать себя… Конечно, я не могу полностью отрешиться от понятия «Я», потому что все мы люди, всем нам присущи какие-то человеческие эгоистические свойства, какие-то неприятные привычки. По крайней мере, в области творчества я стараюсь максимально возможно отстоять от такого понятия как «Я» вообще. Я просто стараюсь, когда выбираю для себя область деятельности, чтобы этому не предшествовал долгий анализ или какие-то логические соображения. Я больше пытаюсь чувствовать поток, больше на интуитивном уровне. Я не анализирую свои поступки. Мне хочется делать это, уместнее даже пассивный залог — мною хотят делать, я это и делаю.
ОБ: Это не вызывает никакого протеста?
ИК: Мне кажется, протест против судьбы — самое бессмысленное занятие, которому может посвятить свое время человек.
ОБ: В одном из ваших интервью в Интернете я видела такую фразу, что «все должно быть взорвано». Разве это не протест?
ИК: Это протест не против судьбы. Как бы для меня за этим «взорвано» стоят совершенно конкретные личности, совершено конкретные люди с совершенно конкретными поступками, которые, с моей точки зрения, тоже находятся в руках некоей силы, рассматриваю эту силу как враждебную по отношению к себе. Это моя функция относиться так к этим людям, это входит в задачу тех сил, которые мной руководят, скажем так. Это социальная позиция, а не философская позиция. К сожалению, очень мало кто, особенно в России, понимает глубокую разницу между этими двумя понятиями. Между тем, что можно быть смирным человеком внутри, можно быть, например, активным или агрессивным социально. В русской культуре, кажется, что человек должен быть целен насквозь с самых своих внешних проявлений до самых своих сокровенных. Попытка следовать этому идеалу, она, как правило, приводит к некоторой шизофрении и бездействию в конечном итоге. Я просто стараюсь жить в соответствии с какими-то своими внутренними принципами, которые, в сущности, как я считаю, даже не являются моими.
ОБ: К вопросу о принципах. Насколько я понимаю, вы являетесь идейно, социально участником левого интеллектуального движения. Как же быть с той фразой, которая говорит о том, что человек до 20 лет обязан быть революционером, а к сорока уже консерватором, иначе у него нет разума?
ИК: Видите, вы говорите «должен».
ОБ: Это не я. По-моему, автор или Черчилль, или еще кто-то из великих англичан.
ИК: Пусть Черчилль собой и занимается на том свете, своими проблемами. Нет никаких правил, что человек должен. Обычно так бывает, что человек просто устает в определенном возрасте. Вернее, его покидают те силы, если он с ними не пытается активно устанавливать контакт, те силы, которые его поддерживали в молодости, они исчезают. Потому что, например, по некоторым эзотерическим преданиям раннехристианской церкви, почему Христа в 33 года распяли, вы знаете? Потому что это так называемый возраст ветхого Адама. К 33 годам животная энергия полностью кончается, в этот момент ветхий человек в человеке умирает. Если в него за это время не поселяется новый человек, то есть человек духовный, то после 33 лет он еще может жить физически лет 40–50, но это уже ходячее тело, в котором нет ничего, кроме рефлекторных каких-то взаимоотношений с миром, социальных обязанностей, обязанностей по отношению к близким и детям. Поэтому Христос умер, Адам ветхий, родился новый человек, поэтому 33 года. Удивительно, что эта гипотеза, достигнутая путем откровения через исследования текстов, у нее есть научное подтверждение, которое говорит, что 33 года — средняя продолжительность жизни человека раннего палеолита, то есть человека-обезьяны, это его биологический возраст, все остальное завоевано при помощи культуры, медицины.
ОБ: Средний возраст — это сумма. Умер в младенчестве кто-то, а в 60 другого мамонт затоптал.
ИК: Тем не менее в этой идее что-то есть. Большинство людей по молодости имеют некий переизбыток энергии. И зло, и добро, и отрицательная энергия, и позитивная, и негативная, конструктивная, и деструктивная, они даются ему животной душой. Какая-то батарейка садится, если человек до этого не выработал в себе другого материала, уже не животного происхождения, он дальше после этого и становится, как вы сказали, к сорока годам, это те же 33 года по-другому сказанные, какой-то средний возраст, к этому возрасту человек выдыхается и переходит от жизни аффективной к жизни рефлексивной. Поэтому, я думаю, что это правило является некоей эмпирической закономерностью, которую в человеческих силах преодолеть. Человек может и в 60 лет быть революционером. Посмотрите на Лимонова — человек в 60 лет мальчик, это видно даже внешне. Если человек поселяет в себе духовное существо, которое имеет возраст подростка, он будет подростком до самой физической смерти.
ОБ: А духовное существо бывает только в возрасте подростка?
ИК: Как пример привожу, потому что это наиболее наглядный пример. Есть некое вопиющее противоречие между физическим возрастом и поведением и внешним видом человека. Поэтому, я думаю, что эти все правила от лукавого. Я смотрел недавно потрясающий фильм, когда был
