Когда Беда и Юрка вышли с вахты, Юрка задумчиво сказал:
— Мне бы твои светлые мечты, о которых ты Максу говорил.
— Так мечтай на здоровье. Мне, как — то учительница заявила, что мечтать нужно только о реальных вещах, иначе можно превратиться в Бальзаминова. Я с ней не согласен, о чём приятно, о том и мечтай. Мечта — это подобие нирваны.
— Как будто я знаю, что такое нирвана, — ворчал Юрка, неся в обеих руках тяжёлые сумки.
— Нирвана — это на нашем языке вечный кайф, — пыхтя от тяжёлой ноши, объяснил Беда. — Когда ты блаженствуешь от приятных мыслей, — понял?
— Теперь понятно, и часто ты в эту нирвану впадаешь?
— Если честно, то каждый день, когда засыпаю. Ночью сны сладкие снятся, и просыпаешься с хорошим настроением. Если ежедневно этим заниматься, это войдёт в уклад твоей жизни. Тогда будут стальные нервы. А значит и здоровый организм.
— Где ты всего этого набрался. Сам придумываешь или из книг черпаешь?
— Литературы умной достаточно, но больше, я опираюсь на свои умозаключения.
— Страшно с тобой разговаривать. Тебе бы в духовную семинарию идти. Выучился, глядишь, и стал бы души заблудшие на путь истинный наставлять.
— Согласен, но только женский, кроткий пол.
— А у тебя в последнее время естественная нирвана на свободе с девчонками была, без хора.
— Юрка, у тебя чего такой интерес пробудился к дамскому полу? — спросил Беда, — ты же всегда, как я помню к девчонкам равнодушным был.
— А я может тоже по ночам, в нирвану со своей будущей дояркой буду впадать, — ответил Юрка.
— Я помню, ты как — то мечтал быть поваром, что передумал уже?
— А мне, как и тебе, книги вывихнули мозги. Начитался деревенских романов, вот и перехотелось в кулинарию залазить.
…За разговорами они с наполненными сидорами дошли до своего корпуса. Отряд строился на обед. Они выложили продукты по тумбочкам и на обед решили не идти. Соорудив из двух табуреток столик, стали дожидаться Гесса, который пошёл провожать отряд в столовую. Когда он вернулся, ребята плотно пообедали, тем, что привёз Максим. Затем бугор развалился на кровати, потянув руки, сказал:
— Что — то на работу не хочется, поболеть бы пару денёчков.
Беда, снял душку от кровати и достал оттуда термометр, завёрнутый в газету.
— На, болей, сколько душе угодно, — протянул он ему градусник.
— Что это такое?
— Разверни, увидишь.
Когда Гесс развернул газету, то увидал поблёскивающий термометр, на котором уже была набита температура 37/6.
— Одевай, мою куртку с кармашком и иди в санчасть. Три дня будешь отдыхать и благодарить меня. А сегодня они все добрые. Только не дожидайся, конца действия песочных часов. Минутки три подержишь и протянешь ей градусник сам.
— Откуда это у тебя? — спросил Юрка, — я тоже не хочу сегодня работать. Витька, давай иди, я следом за тобой пойду.
— Не забудь только потом на градуснике температуру изменить, — посоветовал Беда, — сделай себе 37/3.
Освобождения они удачно добились оба, и довольные возвратили Беде градусник, который он положил на старое место, предупредив, чтобы им не злоупотребляли.
…Сам Беда пошёл на работу в мастерскую.
Дядя Миша был на рабочем месте, но до сих пор находился в праздничном настроении, которое не покидало его с шестого ноября.
Серый, не дожидаясь особых указаний мастера, взялся за не выполненную до праздников работу. К нему подошёл Филат и изъявил желание помочь. Он после шумного и позорного падения Шамиля, постоянно крутился около Беды, стараясь во всём угодить ему, как бы извиняясь за когда — то отпущенные в адрес Беды оскорбления. С тех пор Беда никогда не дежурил по мастерской. Когда доходила его очередь, все функции дежурного выполнял Филат.
И дядя Гриша понимал, что наделять Беду, функциями дежурного нельзя, так как все порядки и примочки колонии он знал уже лучше любого пацана.
Филата Беда всегда сравнивал с персонажем из сказки Киплинга, «Маугли». Там, около тигра Шерхана крутился шакал по имени Табаки. Вот и Филат для Беды был Табаки, только в человеческом образе. И по возможности Беда использовал его в своих целях, но близко к себе не подпускал, держа на определённом расстоянии. И в этот раз он протянул ему одну выкройку брюк, сказав, если за два часа управится, получит банку тушёнки.
Филат рьяно взялся за работу. Такое состояние мастера зачастую было небольшим расслаблением всей мастерской. Допускались вольности, можно что — то пошить на себя, сшить жилетку или переделать кому — то брюки. Цех в эти дни наполнялся шутками и остротами мастера, которые живо подхватывали мальчишки.
В этот раз дядя Миша тоже находился в мажорном настроении и пел заунувную песню, «Прощайте скалистые горы». Неисправимый коротыш Еремей
