Верхом на ракете

Дейл снова спросил:

– Что вы такого сказали, что она взбеленилась?

Мой товарищ поник головой, как шестилетний ребенок перед разъяренным отцом, и промямлил:

– Кажется, я произнес слово …

– Ты сказал что?! О боже… ты покойник. Крафт распнет вас.

И он стал подниматься на летную палубу, сокрушенно качая головой.

Мы выкинули еду в мусорное ведро, включая и эти чертовы груши. Аппетит пропал напрочь. Наши карьеры вскоре последуют за грушами, подумал я. Мы поднялись на верхнюю палубу и попытались продолжить исполнять обязанности астронавтов. Мы чувствовали себя так, будто стоим привязанные к столбу с мешками на головах в ожидании пули, которая должна вылететь из кабинета Крафта: «А ну-ка, давайте сюда свои задницы, а по дороге соберите вещички со столов». Однако проходил час за часом, и никаких вызовов не поступало. Тренировка подошла к концу, а вызова все еще не было.

В подавленном состоянии мы двинулись к кабинетам, ожидая увидеть грозный приказ на столе у каждого. Дейл зашел сбоку и сказал:

– Эй, мужики, а забавно получилось, правда?

Мы посмотрели на него.

– Что получилось забавно?

– Та шутка, которую я сыграл с вами. Про женщину, которая услышала ваши слова про грушу.

– Так это была шутка?

– Да, я как раз стоял снаружи средней палубы и услышал ваш треп. И решил подразнить вас.

Я был готов подразнить его, вцепившись обеими руками ему в горло:

– Сукин ты сын!

Через несколько дней у меня на столе действительно появилась бумага, предписывающая мне явиться в корпус № 1. Она была от Джорджа Эбби.

Глава 17 Основной экипаж

Уверен, что и нас рассматривали в бинокль, когда мы проделывали путь до корпуса № 1. Я был в компании четырех других, которых тоже вызвали к этому же часу: Хэнк Хартсфилд, ветеран STS-4, и мои товарищи по группе TFNG Майк Коутс, Стив Хаули и Джуди Резник. Трудно было ошибиться в том, что означала такая компания: ее состав прямо-таки кричал о назначении на полет. Я изо всех сил старался не перейти на бег в сторону главного здания Центра.

Кажется, я впервые за пять лет вошел в кабинет Эбби. Как и подобает божеству, он занимал большой угловой офис на восьмом этаже окнами на наш дом, корпус № 4. Джордж хотел, чтобы его тень все время падала на его подданных.

Секретарша махнула нам рукой, и мы вошли в кабинет, обнаружив Эбби стоящим за очень большим столом. Он был в пиджаке и при галстуке, но пиджак был расстегнут на заметно выдающемся животе. Хотя было еще утро, его толстые щеки уже темнели слабой щетиной. Несколько документов и переполненная папка не то с входящими, не то с исходящими были разбросаны по поверхности красного дерева. Я на секунду задумался, о чем все эти бумаги. Среди нас ходила шутка, что Эбби никогда не оставляет письменных свидетельств. Немногие могли похвастать тем, что когда- либо видели его подпись на каком-нибудь документе.

– Садитесь, – указал он нам на ряд кресел.

– Мы посмотрели график полетов… – по обычаю Джордж избегал долгого визуального контакта и мямлил. Я почувствовал, как все наклонились вперед, чтобы уловить лишний децибел. – …И подумали, что пора назначить еще несколько экипажей. Хочу спросить, будет ли вам интересен полет 41-D? Это будет первый рейс «Дискавери»{16}.

О таком я не мог и мечтать! Мне не только предложили полет, мне предложили место на борту орбитальной ступени «Дискавери» в ее первом полете. Летчики живут для того, чтобы первыми поднять новый самолет в воздух, а нам предложили первый полет одного из шаттлов! Подобно жертвам стокгольмского синдрома, мы стали рассыпаться в благодарностях.

Джордж попросил нас не говорить публично об этом назначении до того, пока через пару дней не выйдет пресс-релиз. Майк Коутс прошептал мне:

– Когда доберусь до дома, позвоню каждому, кто у меня в телефонной книжке.

Я тоже никоим образом не собирался скрывать эту информацию от семьи.