Иерусалим. Биография

таким образом, утверждался как «пуп земли».

Королевский двор занимал Башню Давида и построенный по соседству с ней дворец. Центром же духовной власти был Патриарший дворец (рядом с Храмом Гроба). Обычные бароны в Заморье пользовались, вероятно, большим комфортом, чем европейские короли у себя дома — в Европе даже самым могущественным властителям приходилось носить грубую одежду из нестиранной овечьей шерсти и жить в каменных, холодных, продуваемых всеми ветрами замках, обставленных топорно сработанной мебелью. И хотя далеко не все вожди крестоносцев жили с такой роскошью, как сеньор Бейрута Жан Ибелин, его бейрутский дворец отражает, в общем и целом, стиль той эпохи: мозаичные полы, мраморные стены, расписные своды, фонтаны и сады. Даже в домах у обычных горожан были дорогие ковры, дамасские гобелены, изысканный фаянс, резные инкрустированные столы и даже фарфоровая посуда.

Иерусалим сочетал некоторые неудобства приграничного города с суетной роскошью королевской столицы. Даже в Святом городе не самые уважаемые дамы — например, любовница патриарха — щеголяли своими драгоценностями и шелками, раздражая более почтенных матрон. Население Иерусалима достигло в это время 30 тысяч человек, не считая множества паломников: это был плавильный котел христианской цивилизации и военный форпост, всю жизнь которого определяли Бог и битва. Франки — и мужчины, и женщины — теперь приобрели привычку регулярно мыться (на улице Скорняков имелись общественные бани); римская канализация все еще функционировала, и в большинстве домов, по всей вероятности, имелись уборные. Даже самые исламофобски настроенные крестоносцы многое позаимствовали у Востока.

В бою крестоносцы теперь надевали куфии — арабские головные платки — и белые льняные накидки поверх доспехов, которые благодаря этому меньше раскалялись на солнце. А в городе рыцари одевались так же, как и все местные жители: в шелковые бурнусы и даже тюрбаны. Иерусалимские дамы носили длинные нижние платья с короткими накидками или длинными халатами, расшитыми золотыми нитями, обильно красились, а на улице обычно скрывали лицо под вуалью. Зимой и мужчины, и женщины носили меха, однако это было запрещено для аскетических тамплиеров, олицетворявших святое христианское воинство. Духовно-рыцарские ордена вообще задавали тон: тамплиеры носили подпоясанные плащи с капюшонами и с нашитыми красными крестами, а госпитальеры ходили в черных плащах с белым крестом на груди. Ежедневно 300 тамплиеров под грохот копыт и лязг оружия выезжали из Соломоновых конюшен, чтобы поупражняться в военном искусстве за пределами города. А в Кедронской долине оттачивали свое мастерство пехотинцы-лучники.

Город наводняли не только французские, норвежские, германские и итальянские воины и пилигримы, но и восточные христиане — сирийцы и греки с их короткими бородками, длиннобородые армяне и грузины в высоких шапках, заполнявшие общежития странноприимных дворов и многочисленные маленькие таверны. Уличная жизнь концентрировалась вокруг римской Кардо, что тянулась от ворот Св. Стефана (ныне Дамасские), оставляя по правую руку Гроб Господень и Патриарший квартал, а затем вливалась в три параллельные крытые рыночные улицы, соединенные пересекающимися проулками, пронизанные ароматом специй и стряпни. Паломники покупали еду и шербет в лавках на улице Скверной Стряпни (Rue Malcuisinat), меняли деньги на улице Сирийских Менял неподалеку от Гроба Господня; безделушки и сувениры приобретались на улице Латинских Золотых дел мастеров, а меха — на улице Скорняков.

Еще до Крестовых походов ходила поговорка, что «нет бродяги страшнее, чем пилигрим в Святую землю». А Заморье в те годы представляло собой настоящую средневековую версию Дикого Запада: головорезы и убийцы, искатели приключений и проститутки — все устремились сюда, мечтая разбогатеть, однако чопорные хронисты почти ничего не рассказывают нам о ночной жизни Иерусалима. Но нет сомнений в том, что туркополам (наемным конным лучникам из местных) и пуленам (нищим и ориентализированным потомкам крестоносцев первого поколения и их мусульманских любовниц), венецианским и генуэзским купцам и новоприбывшим рыцарям — всем им были нужны таверны и развлечения, которые имеются в любом гарнизонном городе. Поперек двери в тавернах была протянута лязгающая цепь, чтобы какой-нибудь лихой рыцарь не вздумал заехать внутрь верхом. У дверей лавок можно было частенько увидеть солдат за игрой в карты или кости. Корабли из Европы доставляли в Святую землю гулящих девок для услаждения воинов Утремера. Позже один из чиновников султана Саладина даст насмешливое описание их прибытия, мусульманский взгляд на происходящее:

«Франкские прелестницы, грязные и порочные, горделиво представали публике в своих разорванных и залатанных платьях, развязные и надутые, готовые совокупляться и продавать себя за золото. С красивыми задницами, пошатывающиеся, словно подвыпившие подростки, они предлагали то, что было скрыто меж их бедер, как некую святыню, и каждая волочила за собой длинный шлейф платья, зачаровывая блеском, покачиваясь, как молодой саженец, и горя нетерпением поскорее сбросить свои одежды».

Большинство из них оказывались в конце концов в притонах портовых городов, Акры и Тира, на улицах которых было полно итальянских моряков. Но и Иерусалиму, хотя его правители и стремились укрепить христианскую нравственность и благочестие, не было чуждо ничто человеческое.

Если паломник заболевал, госпитальеры ухаживали за ним в больнице, способной вместить две тысячи пациентов. Как ни удивительно, они оказывали также помощь мусульманам и евреям, и в больнице были даже халяльная и кошерная кухни, чтобы иноверцы могли есть мясо, приготовленное согласно их законам. Но прежде всего заботились о смерти: Иерусалим был, по сути дела, некрополем, где мечтали упокоиться престарелые или больные паломники, чтобы ожидать Воскресения в священной земле. Бедных хоронили бесплатно в трех братских могилах на кладбищах Мамилла (напротив Яффских ворот) и в Акелдаме[152] на южном склоне долины Еннома. Во время одной из эпидемий, разразившихся в городе ближе к концу столетия, ежедневно умирало полсотни паломников, и каждую ночь после вечерни по городу ездили повозки, подбирая тела.

Жизнь Иерусалима вращалась вокруг двух храмов — Гроба Господня и Храма Господня, а время его текло по церковному календарю. В ту «по