наполнявшие сердца надеждой уже столь долгое время, что, казалось, то, что стоит за этими глазами, существовало всегда, и, может, даже много раньше самого мира, окружавшего их… В каком-то внутреннем порыве Джон собрался и заглянул в эти глаза настолько глубоко, насколько смог. Этот немой крик мятущейся души, этот недвижный жест отчаяния был, наверное, квинтэссенцией того эмоционального состояния, в котором сейчас находились все, стоящие на мостике «Фрегата». И будто тёмная птица метнулась из горящего гнезда и стремительно вспорхнула ввысь, обретя спасение в глазах, отражающих в этот момент всё сущее. В глаза эти сейчас смотрели все. Был в них ответ и на вопрос Анны, но то было не под силу распознать никому кроме неё; был там ответ и на общий вопрос — когда же они с Чарльзом вернутся? Как был там ответ и для Джона, который в тот самый миг так же задавался крайне насущным вопросом, но несколько отличным от других. И по тому, как чуть дрогнули уголки губ леди Арталиэн, намекая на такую родную и любимую всеми улыбку, сейчас, впрочем, могущую показаться не слишком уместной, Джон осознал, что вопрос светился в его глазах, а ответ — в тех глазах, куда с надеждой заглянул он; пусть сейчас он ещё и не понимает в должной мере сути этого ответа.
Наконец, в невыносимой тишине, нарушаемой лишь тихим плеском воды за бортом корабля, Арталиэн негромко произнесла, глядя на Джона:
— Когда-нибудь ты, возможно, узнаешь, Джон, каково это — быть в ответе за других людей. Ведь я долгое время отвечала за наш Союз и незримо стояла над каждым, была в сердце каждого из вас. Теперь же я пропадаю из вашей видимости, но это, однако, не означает, что вы пропадаете из моей… — И Арталиэн, наконец, позволила себе улыбнуться.
Джон молча подошёл к ней, и они обнялись. Все последовали этому примеру. Анна подошла последней, и на нее леди Арталиэн как-то особенно посмотрела, ничего, впрочем, не обозначив словами, а только заключив дочь в свои объятия. Словно в тумане прошло всё прощание с Чарльзом и Арталиэн, впрочем, не настолько уж долгое, как последующие воспоминания о нём. Уолтер поспешил увести с пристани Анну, для которой сегодня был явно не самый счастливый день на свете. Всё понимая, она всё равно была такой мрачной, какой Джону ее ещё никогда не доводилось видеть.
— Послушай, дорогая, — участливо обняв за плечи, успокаивал Уолтер Анну. — Ну, леди Арталиэн же правильно сказала — это ведь не Серая Гавань. В конце-то концов!
— Я больше никогда, никогда не буду изображать из себя никаких эльфов! — причитала Анна, и звук ее голоса постепенно отдалялся. — Всё это приносит лишь временное утешение в безнадёжных, тупиковых закоулках этих скорбных чертогов…
— Да ну, полно тебе, полно…
А Джон с дедушкой Мортоном стояли у перил старого деревянного причала и наблюдали, как медленно уплывает вдаль и исчезает за излучиной реки «Фрегат Последней Надежды». Видя, что Джона тоже, как и Анну, нужно поддержать в данную минуту, Мортон предложил ему свою трубку, которую только что раскурил.
— Попробуй, Джон, я уверен, что тебе понравится. Ты знаешь, этот табачок очень помогает в таких случаях — когда надолго провожаешь старых друзей и стоишь, покуривая, у причала, задумчиво глядя на неподвластную людям стихию, степенно несущую свои воды в бесконечность…
Джон тем временем приложился к трубке.
— А что за табачок? Мне нравится. Вроде и правда помогает, — он вопросительно посмотрел на Мортона — тот заговорщически улыбался, и пышные молодецкие усы его чуть забавно подрагивали — и вдруг рассмеялся, от души немного отлегло. — Ну, умеете вы в нужную минуту поддержать, честное слово!
Джон с Мортоном пожали друг другу руки, и, посмотрев последний раз на водную гладь, покинули пристань. Но домой никто не спешил. В тот день, конечно, ещё рано было о чем-то думать, просто хотелось как можно дольше погулять на воздухе, находясь вдалеке от насиженных мест. Тем более, как предчувствовал Джон, теперь предстояла совсем другая жизнь. А может, просто начинался новый её этап и не более — кто знает…
Так Уилл и Джон некоторое время шли в молчании, погруженные в себя, и незаметно дошли до того места, где дороги их расходились в разные стороны. Тут Джон вдруг будто очнулся и с ужасом подумал, что после всех сегодняшних событий сейчас ему придется идти домой, переживая всё свалившееся на него в полном одиночестве. В такой момент! И неожиданно услышал:
— Джон, денёк сегодня выдался более чем спонтанный, кгхм… так может и завершим его в том же духе? — спросил Уилл, конспиративно блеснув глазами.
Джон вопросительно посмотрел на него.
— Есть какое-то чувство недосказанности или незавершенности, ммм, как на картинах импрессионистов, знаешь ли… — немного разъяснил своё предложение Уилл. — Всё слишком внезапно произошло. Если у тебя нет никаких планов на сегодня, то, может, пойдём ко мне в гости, устроим небольшую вечеринку?
— Я с радостью, — сразу оживился Джон.
— Ну и то, что я хочу показать тебе, надеюсь… надеюсь, того стоит. И ребят мы, конечно, позовём, как думаешь? Кстати, никто из вас ещё у меня не был!
— Конечно позовём! Пойдёмте!
Уилл жил в обычном домике, каких в городе было много. Небольшой участок земли, забор, калитка, второй этаж с маленьким круглым окошком. А вот и неизменный камин в гостиной. Разумеется, в летнее время его если и зажигали, то только совсем уж в промозглые и ненастные вечера. А сегодня денёк
