Ни один храбрец не осмелился бы идти дальше.
15. В окружении акул
Ужасное зрелище открылось глазам юного марсового. Вся палуба кишела акулами, переброшенными волнами через фальшборта. Щелкая огромными челюстями, они беспорядочно бились на палубе, колотя хвостами о мачты и брашпили, вдребезги разбивая бочки и сбрасывая их в море, будто невесомые соломинки.
– Видал, Малыш Флокко? – спросил Каменная Башка.
– У меня чуть сердце не остановилось!
– Не будь неженкой! Мы прогоним этих мерзавок! Не забывай, у нас еще есть английские карабины!
– Да, два, – сказал немец. – Я успел спасти наши боеприпасы.
– Тащи их сюда, – распорядился Каменная Башка. – Скажи мне, Малыш Флокко, видал ли ты когда-нибудь что-либо подобное?
– Ни разочка!
– Как насчет тебя, Ульрих?
– Нет, папаша.
– Вот и я не видал. Может, деду и доводилось видеть нечто подобное в одном из своих рейсов…
– Уж он бы тебе рассказал!
– Я был слишком маленьким, к тому же меня куда больше занимала наша семейная трубка!
– Да катись ты к черту со своей трубкой!
Немец вернулся с двумя заряженными карабинами. Каменная Башка схватил топор – наиболее подходящее оружие для его огромных ручищ, а остальные взяли по аркебузе. Вооружившись, они снова высунулись из люка.
Дюжина акул билась на палубе, разбивая морды о рангоут. Чудовища потеряли столько крови, что палуба стала походить на мясную лавку. Нескольким акулам удалось уйти обратно в море.
– Пробежимся до фок-мачты, – сказал Каменная Башка. – Берегитесь, чтобы они вас хвостами не задели.
Дождавшись удобного момента, они бросились вперед к носовой части судна, то и дело отпрыгивая в сторону, чтобы избежать столкновения с огромными морскими чудовищами. Удачливые друзья невредимыми добрались до марса фок-мачты. Вся верхняя ее часть во время шторма рухнула в океан вместе с реями и парусами. Тем временем волны продолжали бросать на палубу акул, а те – биться в поисках спасения.
Оказавшись в безопасности, Каменная Башка поглядел на бушующий океан, гадая, что же стряслось с фрегатом.
– Ничего не вижу! – потрясая кулаками, воскликнул он. – Проклятый корабль испарился!
– Может быть, его разбило о скалы? – сказал юный марсовой. – Я сожалею о нашей юной госпоже.
– Кто знает, что произошло? Весь юг окутан туманом, – отозвался боцман. – Может быть, фрегат и не разбился. Возможно, его отнесло дальше… Позаботимся лучше о себе! Готов, Ульрих?
– Да, папаша, – вскинув карабин, ответил немец. – Я покашу этим поганым рыбам!
– Ты тоже стреляй, Малыш Флокко. Топор и кортик сейчас, боюсь, не годятся. В другой раз прихвачу с собой абордажное орудие.
Тем временем четыре или пять акул вновь оказались в море, однако на палубе их все равно оставалось так много, что и речи не было о том, чтоб спуститься.
Первый же выстрел Ульриха попал в цель, загнав свинцовую пулю под толстую шкуру акулы. В следующие полчаса юноши, состязаясь в меткости, без промаха разили огромных рыбин. Раненые акулы высоко подпрыгивали, разбивая морды о фальшборт, и последним усилием падали в море. Но одна тяжелораненая акула все еще билась на палубе.
– Эх вы, горе-стрелки, неужто мне самому придется спуститься и прикончить эту мерзавку топором? Что на тебя нашло, Ульрих? Будь у тебя бутылочка пива, ты и стрелял бы лучше, верно?
– Конечно, папаша, – отвечал немец.
– Могу предложить только надтреснутую трубку. Хочешь подымить немного?
– Хочу, папаша.
– Ульрих, – сказал юный марсовой, – смотри не сломай древнюю реликвию! Ее еще дед Каменной Башки курил, она черт знает из каких краев!
– Из Малой Азии, осел ты этакий! – воскликнул боцман.
– Наверное, принадлежала какому-то турецкому султану?
– А ты как думал!
– Так-то, Ульрих! Будешь курить трубку, принадлежавшую самой худшей каналье на всем свете!
– Да что ты знаешь о турках? – вскипел боцман.
– Мой дед…
