– Вообще ничего не помнишь? Родился, рос, учился, женился?
– Вообще ничего.
– Профессия, навыки, друзья?
– Нет.
– Что, и Киркорова не помнишь?
– Нет.
– Везет же… – иронично пропела она. И вышла из процедурной, оставив Витю сидеть в одиночестве на белом больничном стуле. Вернулась минут через десять с какими-то карточками. Положив их на стол, снова села напротив Вити и, внимательно посмотрев на него, тихо произнесла:
– Давай так. Я знаю, что ты врешь. Если я работаю врачом небольшой по столичным меркам больницы, это еще не значит, что я – идиотка.
Витя, опешив, смотрел на нее, Анна же продолжала:
– Я была на практике и на повышениях квалификации в лучших медицинских центрах страны. Я видела больных с абсолютной амнезией. Видела частичную. Всяких видела. У всех есть общая черта. Взгляд. У них – другой. Такой не подделать. Опустошенный. Растерянный. Даже Женя Миронов так не сыграет. А ты – артист так себе.
Витя молча надулся.
– Смотри, по правилам больницы, если к нам напрямую обращается такой вот «забывашка», я после медицинских процедур должна пригласить участкового. Он приходит, фиксирует у нас присутствие «потеряшки» и проверяет, нет ли его в списках разыскиваемых людей. Понимаешь?
– Да, – хмуро ответил Витя.
– Отлично. И если ты мне сейчас все как есть не расскажешь, я тебя этому самому участковому и сдам, за вранье. И заметь – без капельки сожаления. Не люблю лгунишек. Понимаешь?
– Да.
– Тогда рассказывай.
Витя вгляделся в лицо Анны. Блефует? Похоже, что нет. Вздохнул и начал рассказ:
– Я Витя Смолин. Айтишник из Питера. Ехал к сеструхе в Кропоткин. В купе со мной были два парня. Мы выпили. Очнулся в зале ожидания. Ни денег, ни документов, ни вещей. Испугался. Чего делать? Телефона тоже нет. Пришло в голову только это… сунуться в больницу… по ящику видел…
– Айтишник, говоришь? – задумчиво произнесла Бронникова. – Из Питера?
– Да, – продолжил Витя; спокойствие Анны его ободрило. – Учился в Можайке. Я программист вообще-то. А так все могу. И сеть, и железо… И сайт сделать, если чего…
– Сайт сделать… – повторила Анна. – Ясно. Ты иди в палату, там сейчас на ужин позовут… Покушай, посмотри телек. Он в холле, там, слева от сестринской… Спать ложись… А с утра определимся, что с тобой делать.
Витя недоверчиво посмотрел на Бронникову. Убедившись, что она не шутит, поблагодарил и был таков. Анна посидела минутку в тишине, разглядывая шкаф. Из него треугольником торчал кусочек белой ткани халата. Достала телефон.
– Алла Николаевна! Я, кажется, нашла вам учителя информатики, пока Лоркин болеет. Что? Думаю, неделю точно сможет. – Улыбнулась. – Завтра сообщу точнее… И вам!
Убрала телефон. Подойдя к шкафу, убрала неопрятно торчащий оттуда кусочек халата. И направилась в свой кабинет.
Скрипник минуту сидел неподвижно, бездумно, глядя в полумрак карельского леса сквозь немного треснувшее лобовое стекло, абсолютно не осознавая случившееся. Лена лежала без сознания с запрокинутой наверх головой. Удар вынес ее тело на верхнюю часть сиденья. Правая часть лица – лоб и висок – стремительно темнели.
Борис Аркадьевич наконец очнулся от оцепенения. Ощупал Лену. Жива, дышит. Кроме травмы головы, вроде бы других повреждений нет. Аккуратно перенес ее назад, положил на сиденье, пристегнул ремнями безопасности. Смартфон спустя десять секунд после запроса выдал Скрипнику координаты его местоположения. Пятьдесят километров до Кеми, шестьдесят до Медвежьегорска. До Петрозаводска – двести десять. Подумал еще минутку, глядя на карты, и помчал в сторону Кеми. Доехал через полчаса. Навигатор четко привел его к городской больнице – чуть правее трассы, в глубине малоэтажной многоквартирной застройки. Скрипник припарковал внедорожник и побежал к приемному покою, оставив Лену, которая так и не пришла в себя, в машине.
В приемном покое полусонная блондинка средних лет одним глазом поглядывала в старенький телевизор, из которого громко кричал Андрей Малахов. Борис Аркадьевич, не обращая внимания на крикуна, обрисовал блондинке сложившуюся ситуацию. Он был невозмутим, будто ему вкололи большую дозу успокоительного. Женщина отвлеклась от телевизора и, набрав телефонный номер, громко проорала в трубку, чтобы некто Василич срочно бежал вниз, в приемное. Скрипник опустился на стул напротив, у стеночки, и молча уставился в телевизор. В приемном покое воцарилась тишина, периодически прерываемая воплями гостей в студии Андрея Малахова. Через две минуты появился Василич, крупный седой мужчина, и с ним второй санитар, высокий, помоложе.
