совсем не в восторге от подобного варианта – объединять Украину под властью России. Послам он категорически отказал. Мало того, он под страхом смерти запретил своим подданным ездить на Правобережье, возить туда какие-либо товары и вообще оказывать любую помощь. А перед царем он постарался оклеветать повстанцев, выставлял их смутьянами, злодеями и пьяницами.
Что касается Петра, то ему в данное время было никак не с руки принимать мятежную область! Это значило отшвырнуть от себя Августа и поляков. Уж какие есть, но союзники, других не было! Оттягивают врага на себя – и слава богу… Но царь уже хорошо осознал, что паны для нашей страны могут быть только временными партнерами, да и то коварными. К мятежным казакам он отнесся совсем не так, как Мазепа. Симпатизировал им, решил наладить связи. А со временем, глядишь, и впрямь притянуть к себе Правобережье? Но сейчас ситуация, конечно же, была неподходящей. В декабре 1702 г. Петр прислал письмо Самусю и Палию. Предложил свой вариант урегулирования – сдать полякам занятые города, а казакам уйти в Россию. Палий развел руками и ответил, что это невозможно – если здешние города останутся без защиты, поляки разорят их и вырежут православное население.
Он оказался прав. Ради подавления мятежа паны даже «забыли», что по их стране разгуливают шведы. Желающих сражаться за Августа были единицы. Зато под знамена Адама Сенявского, назначенного усмирять казаков, собралось 15-тысячное войско с 44 орудиями. Тут забыли разногласия сторонники и противники Августа, душить православных объединились все. Это считали менее опасным и куда более выгодным – будет добыча, будут участки земли, очищенной от казаков. Сенявский попросил помочь и соседей: крымского хана, Петра и Мазепу. Татары откликнулись с превеликой радостью, прислали конницу захватать невольников. Но царь подобное приглашение проигнорировал и Мазепе вмешиваться запретил.
Зимой 1702/03 г. повстанцы разошлись по разным городам и местечкам. Считали – пока снега и морозы, их ничто не тронет. Однако каратели обрушились в январе. Уничтожали отряды и отрядики, зимовавшие порознь. Самусь собрал значительные силы, но бойцы у него были разношерстные, казаки вперемешку с крестьянами. Поляки под Староконстантиновом разгромили их. Пленных не брали, истребляли поголовно. Захватив селение, поляки собирали импровизированный суд. Если признавали, что жители участвовали в восстании, казнили всех, не разделяя виновных и невиновных. Разгромив под Немировом и Ладыжиным полковника Абазина, поляки установили целый лес кольев. На них посадили раненого Абазина с пленными соратниками и все население Ладыжина – 2 тыс. мужчин, женщин, детей. Если же за мирными жителями не находили явной вины, а всего лишь подозревали, что они симпатизировали мятежникам, им резали уши – таких наказанных насчитали 70 тыс.
В марте Сенявский хвастался – восстание подавлено. Хотя он лгал. Основные силы Самуся, Палия и Искры отошли на восток. Укрепились в Белой Церкви, Фастове, Корсуни и Богуславе. Атаковать этот район поляки не решались. Да и усмиренные территории оставались неспокойными. В Подолии и на Волыни появлялись отряды мятежников, крестьяне при удобных случаях нападали на врагов.
Петр не оставлял без внимания разыгравшуюся на Правобережье драму, направил в Малороссию своего посла при дворе Августа Иоганна Паткуля. Он вел переговоры с Сенявским, потом приехал в Белую Церковь, изложил Палию предложения царя – заключить перемирие на три месяца, обменяться пленными, дозволить беженцам с обеих сторон вернуться по домам. А правобережным казакам вместе с русскими включиться в борьбу со шведами. Палий доказал ему, что такие условия нереальны. Но подчиняться царю он не отказывался. Наоборот, стремился к этому. На вопрос, согласится ли он сдать полякам Белую Церковь, полковник ответил – согласится немедленно, если получит такой приказ от Петра.
Увидевшись с государем, Паткуль доложил: вина за восстание целиком лежит на поляках. А казаки – искренние сторонники России, могут быть очень полезны для государства. Открыто под покровительство Петр их все-таки не брал, это было нельзя. Но направил им денежную помощь. А сам факт присылки денег от царя стал красноречивым. Повстанцы окрылились. Государь благоволил к ним, это позволяло надеяться на большее.
Интриги Мазепы
В начале XVIII в. атмосфера в Запорожской Сечи стала меняться. Здешние казаки очень ярко показали себя в войне Петра I с турками. Но условиями мира, уходом из низовий Днепра и разрушением взятых крепостей они остались очень недовольны. Турки и татары теперь вели себя тихо, о набегах не помышляли. Но и ответные походы запорожцам были строго запрещены, чтобы не подать повода туркам к расторжению договора. Сечь осталась без своего главного промысла, без высокой сплачивающей идеи, защиты христиан от «басурман».
Между тем приток людей на Сечь не прекращался. Наоборот, ширился. Сюда шли беглые с Правобережья, из вчерашних турецких владений, куда вернулись паны, из Молдавии, с Левобережья, из владений гетмана и его полковников. В Запорожский Кош, как и раньше, принимали всех желающих. Но раньше количество и качество казаков регулировались «естественным отбором» – походами и потерями. Далеко не каждый решался на такую жизнь и выдерживал ее. Теперь ядро «старых» запорожцев стало разбавляться случайным сбродом. Мутил воду и «татарский» гетман Петрик Иваненко. После заключения мира хан выделил горстке его казаков места для поселения в Едисанской орде, в низовьях Буга. От него приходили известия, что ему вольготно живется под ханской властью, и находились новые перебежчики.
Война в далекой Прибалтике сечевиков не заинтересовала – тем более после известий о разгроме под Нарвой. Их единственной задачей оставалась охрана границы, за это запорожцы получали государево жалованье. Но оно было небольшим, на всех не хватало. Правда, Сечь получала доходы от эксплуатации земель, попавших под ее юрисдикцию, от поселившихся здесь крестьян. Но эти средства шли в войсковую казну, ими распоряжалась старшина. Верхушка Запорожского Коша и сама богатела, выделилась из массы «голытьбы». Рядовые казаки становились у нее батраками – пасли табуны и отары начальников, обслуживали речные перевозы. Старшина манипулировала голосами на радах, выставляя бочки с вином.
Стали возникать и «хозяйственные» конфликты. Из-за угодий по реке Самаре разгорелся спор между запорожцами и Миргородским полком. Мазепа
