Генделев: Стихи. Проза. Поэтика. Текстология

По нашему мнению, объяснение этому содержится уже в заглавии: тема свидетельства является ключевой и сквозной в поэзии Генделева. Однако поэт выступает свидетелем не только ранних и манерных «полуночного блаженства / и тишины нам неподлунной женской, / и тайной тишины / пустых зеркал» (ПЛ, с. 7), «затменья луны» (СМГ, с. 16) и, наконец, истинного Бога-Народа, противопоставленного Аллаху (поэма Триумфатор, ВС, с. 89). Он – прежде всего свидетель самого себя и собственного бытия.

О зарождении этого двойственного мироощущения в студенческие годы Генделев рассказал в неожиданном контексте – юмористич. фельетоне Нетрадиционный сбор (Окна, 1995, 20 апр., с. 26):

«Я стал профессиональным партнером себя – героя, и потом – и в литературе, и на войне, и в постели – я опытно, отчетливо выполнял эту необходимую фигуру внутреннего пилотажа – остранение, отчуждение самосознания от себя, телесного.

Пожалуй – вот это и есть то, без чего не существует – потому что распадается и не собрать – писатель. Да и не только писатель – хотя что я знаю о других и что понимаю? Да и неинтересно мне, откровенно говоря, самому, без внутреннего партнерства, одной парой глаз смотреть в мир.

Потому как – одиноко, не перемигнуться, не пожалеть, не восхититься чуть показно.

Один я бывал только пару-другую раз в жизни и не знаю – то ли состояния подлинного “панического” (в античном смысле) ужаса – невероятного страха, шокового страха – лишали моего двойника – героя именно героизма и он бросал меня на самого-меня, маленького-себя, то ли в состоянии ужаса я полностью срастался со своим героем – до тупого, оглушительно-внутренне-воющего монолита – цельности животного. Т. е. я эту пару раз в жизни не один, но един: бурдюк, полуналитый нечеловеческим ужасом смерти или потери любви, мех с булькающей “жизнью”, раствором себя.

Когда-нибудь, о, когда-нибудь я наберусь ледяного мужества и напишу об этих “пару раз”, хотя и не уверен, что место этим признаниям не во сне, а в литературе. Во всяком случае, я догадываюсь об аде, полагая фантазию Высшего, как говорится, Существа подобной своей небольшой практике умирания души-тела, только в простом арифметическом многомиллионном умножении.

Мало чего на свете боясь – и уж ни в коем случае не обитателей моего ума – я знаю лишь, что существует еще непройденный уровень деперсонализации, полной ампутации – тут уж как хотите: то ли “второго я”, то ли личности, то ли – моего героя. И что он есть – этот уровень, о чем и пошепчемся мы в аду».

Более возвышенное и опоэтизированное описание подобного мироощущения содержится в военной прозе Генделева Вольноопределяющееся (ВНП, с. 227–230; ср также рассуждения М. Вайскопфа о взаимоотношениях автора и «лирического героя» ранних кн. Генделева в ст. Каменные воды, НСС, с. 12–13, а также в наст. изд.).

Раздвоенное авторское и житейское самосознание, безусловно, явилось источником мотивов зеркальности, отражений, двойничества, пронизывающих всю поэзию Генделева; с одним из таких авторских двойников поэт в последние годы жизни слился вплоть до полного телесного отождествления (см. статью С. Шаргородского Путешествие во тьму в наст. изд.).

«Лет моих временных прекращается повесть» – с киевским летописным сводом нач. XII в., известным как Повесть временных лет, поэма далее вступает в сложную интертекстуальную игру.

Написал «Разрушение сада» – речь идет о вошедшем в ВИ (с. 105–117) стихотворном цикле.

И / раскрытая кровь / – сквозь бинты горизонта – ср. в стихотворении Бильярд в Яффо: «Был бинт горизонт / на коем / сукровица-полоса» (ПР, с. 26).

Повесть временных лет, четвертичный период, ледниковое время, мамонт, каменные бабы – этот комплекс образов, объединяющий древнерусский и доисторический контексты, отсылает к творчеству Хлебникова.

Стихи на случай Дружеские послания Шуточные стихотворения

Иронические послания друзьям Генделев сочинял охотно, легко и виртуозно еще в ленинградские годы; порой они оформлялись в виде книжечек с рисунками, позднее – каллиграфически выполненных рукописных свитков и в годы иерусалимского безденежья служили заменой более материальных подарков. Наряду с этими стихами «на случай», не предназначавшимися для публикации, практиковались и «послания» высоких жанров – см., напр., ПЛ с четырьмя посланиями, цикл Почта духов в ИРП или два Послания к евреям в ЛМ (в последнюю кн., изменив обычной практике, Генделев включил дружеские послания В. Аксенову и Б. Березовскому).

Приведенные в настоящем сборнике послания были любезно предоставлены для публикации их адресатами.

Журнал

Впервые: 22, 1987. № 52, февр. – март. С. 93–94. Текст написан к юбилейному вечеру журнала.

Супруги Воронели… Нинель – физик, публицист А. Воронель (р. 1931) и писатель, драматург Н. Воронель (р. 1932), с 1975 г. живущие в Израиле. Были в числе основателей журн. 22 и в период написания текста входили в редколлегию (с 1990 А. Воронель –