Все три элемента соседствуют также в генделевском стихотворении «Итака. Истребление женихов», которое, по-видимому, не входит у Горенко в подтекстообразующий слой.
Солнечное сплетение. № 2 (1998). С. 18–19.
Сравнение построено на том, что покойный отец поэта был фронтовиком-инвалидом.
Ср. экспликацию обратного отсчета времени в форме обратной нумерации главок в «Триумфаторе» и «Споре Михаэля Бен Шмуэля из Иерусалима с Господом Богом нашим…». Оба произведения завершаются сверхкороткой главкой под номером 0, что, по аналогии с обратным отсчетом секунд перед взрывом бомбы с часовым механизмом, обозначает конец света. Ср. еще: «Если / же вычесть меня из Бога / а Последнего из меня // итого / по словам педагога / та же знаете ли муйня // да / таки дырочка О из бездны / ноль // ну и О себе / и // о / майн гот / дружок коли не интересно не ходите на наш кружок»; «Слово читается в направлении / времени / то есть вперед лицом // а / между нами когда евреями / читай к Началу когда лицом <…>» («Сума и посох, или Третье послание к евреям»).
Такое раздельное написание находим и в первой публикации (Солнечное сплетение. № 3 (1998). С. 10), и в переиздании (Генделев М. Неполное собрание сочинений. С. 471), но, учитывая, что в генделевских рукописях грамматические ошибки не редкость, оно может быть и следствием редакторской беспечности (в том числе и моей).
Набоков В. Дар // Он же. Собрание сочинений русского периода: В 5 т. Т. IV. СПб., 2002. С. 503.
Ср. подозрительно сталинский мундштук трубы-трубки архангела Гавриила в «Споре Михаэля Бен Шмуэля из Иерусалима с Господом Богом нашим…» (2005). И если Бог Израиля, допустив Холокост, тем самым совершил суицид, подобно смертному существу (см. выше), то Сталин в своих фантазиях симметричным образом отказывается от превращения в земного бога, тем самым поистине становясь Тем, Кто способен сделать бывшее небывшим. Но, поскольку речь идет лишь о некой нереализованной исторической потенции, Сталин повинен и в убийстве альтернативного себя. Об этом – стихотворение «Оле-Лукойе» <2008>, которое целесообразно привести здесь целиком: «Слёз уже после и аплодисментов / вылез из кресла / бра // а / не кончается кинолента / титры музычка четыре утра // пап / ты был в детстве товарищ сталин / или ты в юности был поэт // и тогда / он вечность себе представил / и согласился нет // и на / предложенье абонемента / и райкин в буфете перед звонком // бы / окончилась кинолента / инкантаментум! incantamentum! // трамвай / и работать плано / вщиком // пап разве пап / я не / говорила // всё всё / лишь бы ты был / поэт // пап / да / я свешивалась за перила // ни / чего / интересного нет // там писк да шорох там / кожекрылый / лермонтов тютчев крестная сила // лермонтов / сталин / фет. // Ты / их убил их / сухою рукою // кол / тебе в сраку / Оле-Лукойе!» Фабула этого стихотворения явным образом подсказана тем эпизодом из романа «Сандро из Чегема», где генсек предается привычным грезам о том, как «Иосиф Джугашвили, не захотевший стать Сталиным, едет себе на арбе», провожаемый благодарными взглядами односельчан: «– Это тот самый Джугашвили <…> который не захотел стать властителем России под именем Сталина. <…> Хлопот, говорит, много <…> и крови, говорит, много придется пролить. <…> говорит, крестьян жалко. <…> Такой человек, все предвидит <…>» (Искандер Ф. Сандро из Чегема: Роман. Кн. 1. М., 1991. С. 240–241). Более отдаленный, но и более значимый источник Генделева – элегия Томаса Грея «Сельское кладбище», дважды переведенная Жуковским, в которой содержится рассуждение о том, что среди селян, упокоившихся на кладбище, возможно, были несостоявшиеся тираноборцы, диктаторы и поэты: «Быть может, пылью сей покрыт Гампден надменный, / Защитник сограждан, тиранства смелый враг; / Иль кровию граждан Кромвель необагренный, / Или Мильтон немой, без славы скрытый в прах» (пер. 1802); «Быть может / Здесь погребен какой-нибудь Гампден незнаемый, грозный / Мелким тиранам села, иль Мильтон немой и неславный, / Или Кромвель, неповинный в крови сограждан» (пер. 1839).
Генделев намекает на стихотворный цикл «Негромкие Песни Маджнуна» из книги Владимира Тарасова «Догадаться до души» (М., 2008), к которой он написал предисловие. В этом предисловии читаем: «Тарасов – чистый биологический случай поэта, в том смысле, в каком смердящими поэзией по сторонам существами были Меджнун, Батюшков, Хлебников, Бокштейн, Елена Гуро и Аня Горенко».
К этой биографической характеристике Ибн-Гвироля мое внимание привлек П. Криксунов, упомянув о ней на круглом столе памяти Генделева 25 июня 2009 г. в Иерусалиме (в рамках конференции «Ассимиляция и антисемитизм в русской литературе: новые аспекты»). Там же прозвучал мой доклад,
