«Варшава»
Эта изысканно украшенная по проекту Альфреда Захариевича кофейня, как и само здание, появилась в 1911 г. на площади Смольки, 3. Дом, который построила фирма Захариевича с использованием железобетона и современных технологий, стала для фирмы гордостью.
Посредине кофейни, декорированной белым и зеленым мрамором, бил фонтан и плавали рыбки. Однако в первые годы своего существования она была малопопулярна, хотя пространства в ней хватало. Владелец пробовал спасать ситуацию различными развлечениями. Однажды выставил обнаженный женский торс без ног и рук. Сюда наведывались члены конного клуба, и здесь можно было потанцевать, не подвергая себя неожиданным авантюрам или зацепкам.
Но дела все равно не улучшились, и во время войны кофейня закрылась. 2 апреля 1920 г. газеты поместили рекламу: «Кофейня «Варшава» — древнее любимое место собрания интеллигенции на пл. Смольки, после восстановления с комфортом — вновь открыта. Ежедневный концерт салонной музыки. Лучший кофе, сливки из собственного фольварка. Кофейня обеспечена газетами местными и зарубежными».
«Варшава», в отличие от многих других кофеен, имела счастье попасть в руки соответствующего человека и благодаря этому смогла после второго своего рождения вести жизнь равномерную и обеспеченную.
«Варшаве» действительно повезло, что ею занялся такой опытный хозяин, как Франтишек Мошкович, которого считали королем львовских кофеен и называли любовно Франем. Этот человек поражал своей предприимчивостью и подвижностью, и именно он способствовал к развитию кофейной культуры Львова.
Начав с древней «Европейской» на углу ул. Ягайлонской и ул. Третьего Мая и закончив «Варшавой», он менял кофейни, как Дон Жуан своих подружек. И, как настоящий Дон Жуан, смог эти изменения осуществлять с обоюдной пользой, потому что имел к каждой из них свой подход, каждую из них по-своему поставил на ноги и вывел в люди, а оставляя, обеспечивал стабильное будущее.
«Варшава» была его последней большой любовью во Львове. В жизни пана Франя эта кофейня занимала определенное символическое значение, ведь ее название стало невольной заповедью его более поздней карьеры — из львовской «Варшавы» он попал в Варшаву настоящую. Где стал одним из самых популярных представителей Галичины и единственным пропагандистом настоящей венской кофейни. Его «Адрия» в Варшаве была единственной кофейней, обеспеченной журналами.
Оставленная паном Франем кофейня «Варшава» перешла к одному из его учеников и сообщников, который из осторожности пытался идти по следам мастера, хоть и не всегда ему это удавалось. Наконец, не его это была вина, когда что-то шло не так, потому что характер и вид кофейни должен был все же меняться под влиянием публичного изменения вкусов и понятий тогдашней жизни кофеен.
Прежде всего, изменился ее внешний вид. Главный зал, когда-то светлый и просторный, превратился в два отдельных зала — собственно, кофейню и бар. Пострадал из-за этого не только размах заведения, но и все его традиции. Когда-то эта кофейня была исполнена великосветского шика, а уже в 1930-е годы только и осталось, что создавать атмосферу интимности в зале кофейни. Простенок, отделявший кофейню от бара, при каждом стуке дверей угрожающе шатался, и было похоже на то, что если бы кто-то из посетителей чуть сильнее хлопнул, то все сооружение сразу бы разлетелось. Видимо, именно поэтому хозяин старался, чтобы его гости были всем довольны и не имели причин хлопать от злости дверью. Доказательством этого было то, что в «Варшаве» в любое время дня и ночи царило сравнительно оживленное движение.
В 1920—1930-х годах это было заведение еврейской адвокатуры, купечества и еврейской молодежи. Для дискуссий и чтения газет сходились сионисты. Журналисты еврейских газет оттачивали здесь свои перья и языки, узнавая свежие сплетни.
В отличие от других подобных кофеен, где дневная и ночная публика менялись местами, в «Варшаве» и днем и ночью толклась преимущественно та же публика, которая тратила порой за вечер то, что за тем же столом заработала днем. И хотя днем и ночью это были те же люди, но день от ночи здесь существенно отличался. Днем завсегдатаи были по уши погружены в газеты или дискутировали, не покидая своих столиков, создавая отдельные группки, каждая из которых жила своей жизнью и была занята исключительно собой.
Вечером столики покрывались белыми скатертями, газеты сворачивались, дискуссии обрывались, а группки объединялись для совместной товарищеской жизни. И тогда люди, сидевшие по полдня за соседними столами и не обращавшие внимания на соседей, вдруг замечали друг друга, начинали обмениваться улыбками и поклонами, купаясь в теплой атмосфере взаимной доброжелательности.
Стенка, которая разделяла кофейню и бар, исчезала, и появлялась эстрада с оркестром, а салонная группа начинала свой вечерний концерт, который лишь в течение часа был чистой воды концертом, а салонная группа — всего лишь час салонной группой. Потому что через час наступала еще одна магическая перемена в этом оригинальном заведении. Капельмейстер, музыканты, фортепьяно, джаз делали поворот на 180 градусов — лицом к бару. Перед становился задом, зад — передом, оркестр салонный — джаз-бандой, концерт — танцевальной музыкой, бар — танцевальной площадкой, кофейня — ресторацией.
В 1924 г. здесь побывал писатель Альфред Дёблин из Берлина: «Я стою перед дверью и вижу: «Кофейня Варшава». Это какой-то рок — я должен зайти внутрь. В дверях вижу принаряженных девушек, около них за столиком сидят две дамы постарше. Одна из девушек пришпиливает мне на отворот
