Отрицание есть? Есть. Значит, оно бытие. Значит, в реальности мы нашли отрицание, в отрицании мы нашли реальность. Значит, нет отдельно реальности, нет отдельно отрицания, мы их просто развели, а потому что сказать «высокий» – это все равно что «не низкий», и они едины, не надо их разводить, это все одно и то же качество. Значит, различие реальности и отрицания снято. Что значит снято? Ну, вы не забыли о том, что они отличаются?
Можно сказать «красивая девушка», можно сказать «смазливая» – это с отрицанием будет: что-то сказал, похвалил – «смазливая», то есть что-то смазано, размазано, ужасное какое-то слово. Или «она недурна». И что получилось: вот она определенность и наличное бытие, так наличное бытие же не отделено от определенности, потому что определенность есть, значит, она наличное бытие. И вот Гегель говорит: снято различие реальности и отрицания, определенности и наличного бытия, нет отдельно наличного бытия, нет отдельно реальности, нет отдельно отрицания, а есть лишь определенное наличное бытие.
И вот произошел скачок: раньше было наличное бытие с определенностью, а вот теперь определенное наличное бытие. Допустим, есть капитализм, а есть империализм. Что такое империализм? Это монополистическая стадия капитализма. То есть это определенный капитализм. Сейчас какой капитализм? Да это вот сейчас нам рассказывают эту лабуду, что сейчас рынок все решает… Да это все проехали давно, уже проехали к началу XX века, потому что в XX веке уже в России был империализм. Ну, а сейчас о чем вы говорите – о том, что рынок решает, когда… Вы что, в ларьке будете делать самолеты, подводные лодки? О чем вы говорите вообще? В ларьках у вас же туалета нет, у вас ведро. И вот эти люди рассуждают, и причем люди на высоких государственных постах, они ничего другого не заучили – «рынок все вам решит». Он уже порешил наши фабрики и заводы, он порешил коллективы производственные, он порешил наше богатство национальное, и все с этим рынком носятся как с писаной торбой. А у нас уже монополистический капитализм.
Добавлю от себя с вашего позволения. Эти люди, которые рассуждают, их познания о капитализме основаны на чтении книжки «Незнайка на Луне» в лучшем случае. Все остальное – больные фантазии, не имеющие к реалиям никакого отношения.
Нет, и много-много всякой вот такой так называемой экономической литературы, которая прославляет этот рынок и застряла на этом рынке. Ну, люди застряли в прошлом, это люди прошлого, они застряли. А есть фундаментальная работа Ленина «Империализм как высшая стадия капитализма». Что является характеристикой империализма, что является его определенностью? Монополия. Ну, вы согласитесь, что монополия – это не капитализм?
Почему?
Да потому что есть капитализм как общественный строй, а есть монополия капиталистическая в рамках капиталистического строя.
Любой капитализм, любое капиталистическое предприятие стремится к монополии.
Да неважно, к чему стремится, но монополия и капитализм – это разные понятия же.
Значит, она есть.
Да, она есть, но это другое. Вот вы ее берете, это есть определенность, это отрицание капитализма – монополия.
Если так, да.
Потому что это монополия, а если она в конце концов доведет дело до того, что вообще капитализм будет снят, монополия-то останется. А как определяется социализм у Ленина: единая капиталистическая монополия, но обращенная на пользу всего народа и потому переставшая быть капиталистической монополией, означала бы социализм.
Ловко.
Это диалектическое определение, не то, что я придумал, что такое капитализм, дескать, вы вот эксплуататоры, а мы на вас работаем – это все правильно, но здесь вот уже этот процесс, потому что это же процесс объективный: империализм в соответствии с законами диалектики переходит в свою противоположность. Как он переходит? Он отрицает что? Он что, может отрицать общественный характер производства? Нет, его невозможно отрицать. Сейчас все работают на всех, и каждый получает то, что сделано огромным количеством людей. Поэтому общественный характер производства, а присвоение все равно частное – и это вот обстоятельство отрицается, отрицается частная собственность. И получается единая капиталистическая монополия, а нам говорят: давайте мы будем бороться с господством монополий. Вы что, с ума сошли? Ну, если мы с вами конкурировали, то или я выиграл, или вы выиграли. Если вы выиграли, вы сделаете монополию и в лучшем случае возьмете меня на работу, а в худшем случае скажете: пошли вон – и я умру. Так и было, и умирают. Поэтому если начинается процесс конкуренции, то люди, которые за конкуренцию, если они против монополии, это просто люди, которые не могут логически мыслить, формально-логически: если вы понимаете, что такое конкуренция – это ведь борьба на уничтожение: либо я вас уничтожу, либо вы меня. Это не социалистическое соревнование, когда я что-то сделаю хорошее и вам расскажу, а вы сделаете что-то хорошее и мне поможете. Нет, товарищи дорогие, или я вас съем, или вы меня съедите. Если я вас съем, вот тогда вы у меня будете работать. Может быть, я буду решать, но не вы будете. А если вы меня скушали, ну, я понимаю, что… что я буду говорить.
То есть конкуренция ведет к монополии. Характеристикой современного капитализма является монополия. Это определенность современного капитализма, это его отрицание. Такое отрицание и дает ему определенность. Какой капитализм-то? Монополистический. А как он называется? И сразу сокращенное название получается – империализм. Монополистический капитализм – это империализм. А у Гегеля как? Вот он берет определенное наличное бытие. А сейчас, когда молодежь говорит «короче», а можно ли короче, даже при изучении науки логики: давайте короче. Короче – пожалуйста: Гегель
