СВОБОДНЫЙ ПОРТ

Договоры, которые уже дали нам сельдей.

Радек[264]

Не правду, нет. Не всю правду. Не четверть правды даже.

Не смею говорить, чтобы не проснулась душа, я усыпил ее и покрыл книгой, чтобы она ничего не слыхала.

У Николаевского вокзала надгробная плита… Глиняная лошадь стоит, расставив ноги, стоит под глиняным задом глиняного городового. И оба они из бронзы[265]. Над ними деревянная будка «Памятник свободы» и четыре высоких мачты на углах. «Зефира трехсотого» предлагают мальчишки, а когда милиционеры с ружьями приходят, чтобы поймать их и отвезти в детоприемник и там спасти их душу, кричат мальчишки «стрема» и свистят профессионально… разбегаются… бегут к «Памятнику свободы».

Потом отсиживаются в этом странном месте — в пустоте под досками между царем и революцией.

Когда же пастыри с винтовками не ищут блудных овец, то дети, как на «гигантских шагах», катаются на длинных веревках, висящих с мачты по углам.

Мне жаль, что я не прежний, не веселый, я взял бы кисть и черную краску и написал бы на этом деревянном кубе-убежище петербургских Гаврошей:

У Биржевого моста, на узких плотах, целый день по воде ездят люди и щупают баграми дно, ища на нем дрова, затонувшие с прошлых лет.

Так человек, не имеющий обеда, чистит зубы зубочисткой.

ДОМ РЕБЕНКА

На мостах ловят рыбу. Один стоит и закидывает удочку, человек десять смотрят. Клюет редко.

Сиг эмигрировал. Он оптировался в эстонцы.

Ловят маленьких рыбок.

Когда Невский был Невским, этих рыбок звали колюшками, я не знаю, как их зовут сейчас, когда Невский — проспект 25 Октября.

На Гончарной, 14, разъехался и рухнул дом. Четырехэтажный. Подмыло водой в подвале. Он осел, как шапокляк.

Я никогда не видел шапокляков.

Единственная дымящая над Петербургом труба — водокачка.

Качает водокачка и днем, и ночью воду из Невы, текут в подвалах лопнувшие трубы, и вода подмывает фундамент.

Пахнет в Петербурге простором и морем.

Зелена трава на улицах.

Кругом города огороды… верстами идут…

Все, кто не хотят умереть, копают землю.

А хотят умереть не все.

Разогородился город.

На углу Введенской и Кронверкского пашут.

Вместо сожженных заборов и домов новые построены заборы — из ржавого, старого железа — новые заборы.

Места разобранных на топку домов похожи на поля Финляндии, так же как там камни, здесь собраны в кучи кирпичи и битые горшки клозетов, и из кирпичей сложены, как вокруг финляндских полей, заборы. Но больше всего новых заборов из старого железа.

На улицах открыли кофейни. В стеклах видны: булки, балыки, сахар.

Сперва стояли и смотрели в окно.

Теперь ходят мимо.

В Летнем саду (в пруду) и в Мойке (у Марсового поля) купаются. Больше дети.

Липы сада огромны.

Потерянный и возвращенный рай.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату