Немцы вначале вели себя по отношению к жителям села спокойно и миролюбиво, не причиняя страданий, но впоследствии, все изменилось. Немецкие власти организовали орган местного самоуправления, возглавил его местный сельчанин из бывших кулаков Леха Колтун. Собрав народ на площади у сельсовета, немцы пообещали людям, что при немецкой власти все после войны заживут очень хорошо и сытно, не то что при власти Сталина. Но через некоторое время сами же ходили по дворам, забирали коров, свиней, кур, молоко, яйца, обложили налогами, ограничили хождение по деревне. Все это вызвало озлобление и недовольство со стороны местных жителей, стали организовываться партизанские отряды. В свою очередь, немцы стали зверствовать, хватали ни в чем неповинных людей, обвиняли их в преступлениях и затем учиняли расправу.
Особенно запомнился случай, когда на центральной площади повесили местную учительницу, подозревая ее в связи с партизанами. На груди ее повесили табличку: «ЗА СТАЛИНА, ЗА РОДИНУ!»
Немцы запретили богослужения в церкви и закрыли ее на замок, запретив людям приходить на службы. Народ все больше старался объединиться против немцев, чтобы выжить. До осени Николай работал по принуждению местного Совета, его старосты. Работал нехотя, из-под палки сеял, пахал на лошадях, косил, но, спустя рукава, и без энтузиазма.
Плен
Однажды к Николаю подошел член партизанского отряда им. Кирова, житель села Терехов, спросил, как он относится к местной власти, и, услышав от Николая то, что и хотел услышать, предложил ему вступить в партизаны. Николай без колебаний согласился. На предложение Терехова передать лошадей в отряд, ответил согласием. Мать, узнав об этом, всплакнула – жаль было лошадей, это большая помощь в хозяйстве, но Николай успокоил ее тем, что лошади пусть лучше работают на партизан, на благо наших, чем на немецкую власть. Рано утром лошадей увели в партизанский отряд.
Николай обещал прийти в отряд через 2 дня, решил, что поможет матери по хозяйству, а про себя подумал, что очень хочет проститься с любимой девушкой Оленькой.
Не успели увести лошадей, Коля прилег подремать, в спальню вбежала перепуганная мать с криком, что к их дому идет староста с двумя немцами. Николай быстро натянул одежду и задним двором выбежал в огород, перемахнул через плетень, хотел бежать в лес, но перед ним, как будто из-под земли, стоял староста Колтун, размахивая плеткой со словами:
– Ты куда это бежишь, стервец, к партизанам?
Николай, оценив обстановку, хотел бежать, но Колтун ловко подсек его плетью, и стал хлестать по спине приговаривая:
– Ах ты, щенок, ты к партизанам направился, мы тебе покажем, где твое место, там тебя вразумят, научат, как служить новой власти.
Подбежали несколько солдат, скрутили Николаю руки и повели его вдоль по улице, где стояла толпа. Среди них были арестанты, молодые парни, в одном из них Николай с трудом признал друга детства Митю, так его избили немцы. Всех мужиков немцы подозревали в связи с партизанами. Поместили их сначала в колхозный амбар, там они просидели день и всю ночь.
Поздно вечером Коля услышал шорох и знакомый голос, сердце его тревожно забилось, он был уверен, что это его любимая Оля, которая получила известие от полицая, одноклассника, который коротко сообщил ей об аресте ее друга и обещал показать, где он находится. Через небольшое отверстие в стене, им удалось переброситься несколькими фразами, Оля смогла передать ему пакет с едой. Это была их последняя встреча…
На следующий день немцы погнали их через поселок Кокаревку, в Локоть. По дороге мадьяры заставили их заниматься разминированием огромного поля, усеянного минами. Все понимали, что это конец, но выбора у них не было.
Впоследствии Николай с содроганием вспоминал, как в один момент их группу остановил солдат, давая понять, что туда идти не нужно, там мина и, сняв с себя винтовку, выстрелил в мину. Раздался взрыв, вырывая и разрывая мощные пласты земли. Больше до самой Кокоревки мин не попадалось. В Локоть они пришли ночью, их подвели к старой конюшне и бросили в стойла для лошадей. Оглядевшись, они поняли, что бывшая царская конюшня была переделана в лагерь для пленных.
Николай, намаявшись, прилег в угол на солому и сразу заснул. Под утро он проснулся оттого, что почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. В свете ночного фонаря он разглядел, стоявшую перед ним девушку в полувоенной форме с распущенными длинными волосами, она смотрела на него каким-то диким, пронизывающим взглядом, от которого Николаю сделалось не по себе:
– Кто такой? Как фамилия? Откуда прибыл?
Николай коротко ответил на вопросы и спросил, кто же будет она, на что она ответила: «Узнаешь обо мне, когда придет время, а встречу я тебе обещаю. Партизаны, мстители народные, пулемет мой по вас плачет», – и ушла с гордо поднятой головой.
Стали просыпаться остальные ребята, и нашлись те, которые знали и слышали об этой вражеской стервятнице по имени Тонька-пулеметчица, каратель. Она служила у немцев и расстреливала заключенных по приговору из пулемета «Максим». Сколько людей ни в чем не повинных она положила здесь трудно даже представить. А какой у нее взгляд – истинная волчица!
А то, что она сказала: «Сходим по крапиву», – на ее жаргоне значит гнать людей на расстрел к яме, где растет крапива. А чего она приперлась в такую рань сюда – совесть мучает по ночам. Да вряд ли ее мучает совесть, но приходит она сюда каждое утро.
На утро Антонина вновь пришла в казарму. От неё несло перегаром – она была с хорошего похмелья. Проходя мимо Николая и Мити, слегка покачиваясь, Тоня сквозь зубы процедила, глядя на Колю:
– А ты ничего, ты мне понравился, и я не прочь с тобой побаловаться!
Николай буркнул, что она не в его вкусе и пусть она поищет другого для своих утех.
– Тебе что немцев мало? Что ты от меня хочешь?
– Ты мне понравился, запал в душу. Я могу помочь тебе выбраться отсюда, найду для тебя теплое местечко в комендатуре, соглашайся, дуралей, я редко это делаю, и тогда поближе познакомимся. Если удовлетворишь мои потребности, любить буду. Посмотри на меня, ведь я красавица, всем мужикам нравлюсь, но мне никто не нравится, а вот ты мне приглянулся, – и она кокетливо повела статной фигурой.
– Запомни, мы свою шкуру не продаем таким как ты, да уж лучше умереть, чем быть с такой, как ты, – выпалил со страшной ненавистью друг Митя, мы здесь один за всех и все за одного.
Гневно сверкнув в его сторону глазами, оскалив зубы, она поистине была похожа на дикую волчицу:
– А ты, недоросль, лучше помолчи, скажи спасибо, что я без оружия иначе тебя бы
