— Что, всех на тот свет?
— Думаешь, мне этого хотелось? Цена слишком большая — выживание Посёлка. Если откровенно, Леший с Партизаном сильно мешали — я сомневался, что смогу с ними договориться. А насчёт остальных… не враги вы мне, свои ребята… посмотрел бы, как дело сложится. Видишь, я ничего не скрываю. Тебе самому решать, по какой дорожке идти…
Объяснил Сашка расклады, и я поверил — да, скорее всего, если бы это было нужно, он бы нас пристрелил. Но не пристрелил же, до последнего выжидал! Кто там новый хозяин? Асланян? Значит, для него мы упирались, рисковали, тащили драгоценный груз! Принесли, дальше-то что? Какой благодарности ждать лично мне? Такой же, какая досталась Партизану? Или, к примеру, Лешему?
— Понятно, — процедил я. — Но Лёшку за что?
— Знаешь, я был готов ко всему, даже к тому, что придётся стать убийцей, но, после того, как узнал, что у Асланяна получилось, решил никого из вас не трогать. Зачем бы мне? Сам посуди: всё произошло, вы, на своих горбах несёте патроны для нового хозяина. Удачно, да? — усмехнулся Сашка, и на треснувшей губе снова вздулась капелька крови. — Леший мерзкий тип. Любопытный и подозрительный. Шпионил, гад. Чуял, что ли? Поехать на броневике я не мог вам позволить, вы парни горячие. Мало ли, что удумаете, оказавшись в Посёлке? Мне и надо-то было незаметно поломать машину, а с утра затеять скандал, что, мол, на эту развалюху надеяться нельзя и приказать топать домой пешком. Делов-то, пару предохранителей вынуть. А этот ночью к броневику попёрся, заметил, гад. Он даже слушать не стал, с ножом кинулся, и что было делать? Хорошо, Савка в кабине гаечный ключ оставил. Трахнул я Лешего по голове, он и окочурился, ни шума, ни крови. Замучился я тело до болотца переть. А вещи его из вагона вынес, когда вы заснули… Броневик, да, я сломал, а вы на Лешего подумали. Тоже хорошо получилось. Машину починить не трудно, поставить предохранители… это после. А сейчас ты должен мне помочь! Обижайся, сколько влезет, но дело не во мне, дело в Посёлке. Нет у тебя другого дома. Так что думай…
— Подумаю, — обещал я. Может, действительно, при новой власти жизнь моя наладится? Молодые, да здоровые всем нужны!
— Гнида ты, Сашка, — чётко и громко сказал Партизан. — Ты ж и волоска из бороды Лешего не стоишь.
— Может, и не стою, тебе-то какая разница? Тебе, всё равно, ловить нечего. Ты своё поймал, скоро с дружком повидаешься.
Партизан беспокойно заворочался. Присев рядом, я вытер ему испарину со лба, смочил потрескавшиеся губы.
— Олежка! — лесник глянул на меня тусклыми глазами, — Ты бы лучше водочки накапал. Для здоровья полезно…
— Молчи, дядя Петя, не дёргайся, — сказал я, — береги силы.
— Нафига, мне силы? — захрипел Партизан. — Кверху пузом валяться, много сил не требуется. Слушай внимательно! Получается, ты теперь в ответе и за себя, и за тех двоих — Савку и прохвессора. Помочь тебе я больше не могу, зато могу посоветовать. Сейчас, пока не стемнело, идите в Посёлок. Там расскажешь, будто все, кроме вас погибли. Соври, что напали волколаки, а хочешь, сам что-нибудь сочини. Эти поверят. А хоть и не поверят, проверить не смогут. Ничего тебе не будет, им нужен человек, знающий дорогу к эшелону. Сделаешь по-умному — сумеешь хорошо устроиться и при новой власти. Потом, если повезёт, и за мной вернёшься, авось, не загнусь к тому времени. А с Зубом не церемонься, отведи в лес, и шлёпни — проблемой меньше. А лучше дай ружьё. У меня сил хватит… не станет Сашки, и Асланян тебе ничего не сделает, ты будешь ему до зарезу нужен.
— Спасибо за совет, дядя Петя, — сказал я. — Наверное, ты прав. Нет человека, и проблемы нет. Только…
Я замолчал, а Партизан ухмыльнулся.
— Не хочешь мараться? Ну, пусть живёт, — сказал он. — Раз ты у нас такой ду… добренький, то пусть живёт! А ружьишко далеко не прячь, рядом положи. Не боись, ничего я ему не сделаю, только пригляжу. Ты свяжи его покрепче, чтобы даже шелохнуться не мог, а сам иди. Слышь, Санёк? Вот как вышло: остаёмся мы вдвоём. Если я подохну, и ты от голодухи помрёшь, сидя рядом с покойничком. Обхохочешься, правда? Всё, Олег, вали отсюда. Про ружьё-то не забудь, и патроны оставь. Положи на кровать, пусть под рукой будут. И хмель-дурман — без него я, пожалуй, долго не протяну. Ещё курево. Вот теперь всё. Иди…
Встал я на краешек неглубокой пока ямки, будущей могилы Сыча. Механик нашёл в сарае ржавую лопату, слой дёрна уже снят и аккуратно уложен около стены, теперь Савелий ковыряет раскисшую землю. Рядом Архип, присел на брёвнышко, голова не покрыта, взгляд блуждает в пустоте. Я закурил, мысли пришли в порядок, да и нервы успокоились. Не знаю, как встретят меня в Посёлке, но, хотя бы, выслушают. А там посмотрим. Оставаться здесь — ещё хуже. Навалилась грусть: серое небо, мокрый лес, а неприятности вовсе не закончились. Может, ещё и не начались как следует. Вот же, въехал в Посёлок на белом коне, называется.
— Такие у нас дела, братцы, — печально сказал я. — Дома смута, и что нас там ждёт, неизвестно. Боюсь, ничего хорошего. На Сыча, вон, посмотрите! Заканчивайте быстрее, и пойдём. Скоро стемнеет.
— Я останусь, — Архип забрал у Савки лопату. — Пойми правильно, я тебя не бросаю… нужно за Партизаном присмотреть. Без меня загнётся. Он и так загнётся, а без меня — тем паче.
— И я с Палтизаном, — Савелий присел на брёвнышко, — Ты, это, не обижайся. Мы следом плидём.
* * *Темно и тихо, не горят огни, не лают собаки, лишь шуршит еле слышно дождик. В сотне шагов от северных ворот я сошёл с железки и остановился, ближе подходить опасно — во мраке легко запутаться в колючке или попасть в ловушку. Опять же, могут и пальнуть не разобравшись.
Уже давно я перестал слышать лес. Напрягайся,
