— Что тут плохого? — не понял я. — Они ж не враги. Нормальные мужики… особенно, бабы.
— Эх, наивный ты, Олег. Архип сообразил, что они все мыслями с лесом связаны. Это же ты его слова мне передал? Я правильно понял? А может быть такое, что они натравливают на Посёлок зверей? А что? Интересное предположение! Как считаешь?
— Не знаю, — подумав, ответил я, — честно, не знаю. Зачем тогда провели нас к эшелону? Вообще, они могли всех убить. Запросто!
— Это верно. Только нам с тобой о будущем думать полагается! Сейчас так, а как потом обернётся? Тревожно мне, Олег! Может, убери мы их, и все наши беды закончатся? Ты с ними, как я понял, очень близко сошёлся. Как думаешь, это совсем не люди? Могут от них и нас родиться дети?
— Вот не знаю, — поразился я такому зигзагу начальственной мысли. — А зачем?
— Думаю, что с ними делать. Вдруг, получится ассимилировать? Хорошо бы. Тогда и проблема исчезнет.
В комнату робко заглянул Мухомор, и Артур умолк. Следом за новоиспечённым полиционером, по-хозяйски грохнув дверью, ввалился Пасюков. Ему не терпелось повидаться со мной, аж запыхался, бедняга. А как меня увидел, глотнул воздух, и забыл выдохнуть. Немного успокоившись, начальник ми… то есть, полиции, раскрасневшись лицом, набросился на Мухомора:
— Ты что же, гнида, оружие у него не забрал?!
Полиционер скукожился. Ничего, сам подписался на такую работу — пусть привыкает. Опять же, и польза от отеческого начальственного разноса немалая — в другой раз так не опростоволосится.
— Ты, Юрий, зря не кипятись, — начал успокаивать Пасюкова Асланян. — Олег надёжный парень. Я ему верю. Если ему не верить, кому тогда верить-то?
— Может, раньше он и был надёжным, а потом перестал! Ты же сам подписал ему приговор, значит, бандит он, к тому же вооружённый! Сейчас ты должен верить мне, и, вон, ему. — Пасюков кивнул на Мухомора. — Давай, забери у Олега автомат!
Полиционер неуверенно шагнул ко мне. Дружелюбно улыбаясь, я демонстративно снял оружие с предохранителя. Раньше-то я ни о чём таком и не помышлял, а сейчас руки зачесались. Кажется, напрасно я ломал голову над тем, как лучше вписаться в новую жизнь: спасибо Пасюку, подсказал, гад злопамятный, что, пока он жив, никуда я не впишусь.
— Стойте, стойте! — закричал Асланян, и двинул кулаком по столу. — Хватит, петушиться!
Пасюков замер, и тяжело перевёл дух.
— Ты бы, Артур, это… за языком бы следил. Я понимаю, что не со зла такими словами бросаешься, другие не поймут! А на счёт Олега… не заслужил он моего доверия. Не искупил вины!
— Искупил! — Асланян ещё раз грохнул кулаком по столу. — А твои люди пока не тянут. Сам видишь, не справляются.
— Зато я им доверяю!
— Пасюк, — ласково проговорил я, — Давно хотел тебе сказать, и вот случай выпал: иди ты лесом, сволочь распоследняя. Сам знаешь, нет на мне вины. Оружие не отдам, потому что нет у меня к таким как ты доверия — задёшево продашь! Если так хочется — попробуй забрать. Можешь пристрелить меня, только потом сам ищи дорогу к эшелону. Или тебе не надо? Ржавыми ножами думаешь революционный порядок наводить?
Пасюков фыркнул, показалось, что в его взгляде мелькнуло одобрение. Барачник ненатурально рассмеялся.
— Ладно, — сдал он назад, — погавкались, и успокоились. Нам одно дело делать. А что, может, мы и сработаемся?
— Я то не против, — ответил я с готовностью. — Но мне нужны гарантии. Сомнительно мне, что после того, как я проведу вас к эшелону, останусь живым.
Если подумать, не в том я положении, чтобы грубить Пасюку, но смотрел я на него, а пальцы сами автомат поглаживали. Что, если решить вопрос раз и навсегда? Очередь, ещё одна, и нет революционеров! Показалось — это лучшее, что я могу сделать для Посёлка, но… мы думаем, что смелые, что, когда наступит момент… вот он — этот момент. Дальше-то что? Мысли всякие: ничего, мол, так не решить, этих не будет, другие останутся. И, главная мысль: хорошо, допустим, повезло, допустим, получилось. Тогда, скорее всего, и меня вслед за ними отправят на тот свет! Просто так из Посёлка уйти не дадут. А если сумею улизнуть, то обратно вернуться не получится. И для кого тогда эти подвиги?
Видно, Пасюков почуял мои терзания. Его лицо расплылось в наглой улыбке. Дескать, давай, парень, вот он, твой шанс! А если не можешь, к чему понты? Ну и смотри, ну и лыбься! Сейчас и ты ничего со мной не сделаешь, я тебе нужен. И, желательно, целенький, обласканный и максимально лояльный. А потом… потом ты мне припомнишь, всё припомнишь: и то, что было, и то, чего не было — но мы ещё посмотрим, как масть ляжет.
Поиграли мы с Пасюком в гляделки, тем и кончилось. Война войной, но у каждого в этой войне свои интересы.
Мухомор виновато застыл у двери, оберегает жизнь хозяина. Пасюков, потеснив Асланяна, вальяжно расселся за столом, и стал задавать мне вопросы. Впрочем, спрашивал недолго.
— Иди отдыхать, герой, — сказал он. — Завтра начнём работу. Думаешь, всё же сработаемся?
* * *Вышел я на крыльцо, и сам себя поздравил с тем, что не сотворил непоправимого. Жизнь кажется особенно желанной, когда, после наполненного свечным чадом и запахом портянок помещения, снова вдыхаешь ночную свежесть и прохладу.
Я ещё раз попытался услышать лес, и опять тщетно; лишь усилилось ощущение, что меня завернули в колючую, едкую и смрадную вату.
— Ты, Олежка, в ментовку лучше не ходи, — виновато засопел подошедший сзади Мухомор. — Там ваших нет. Теперь мы там живём. К тебе обязательно прицепятся.
— И куда мне?
— В больницу. Твои дружки сейчас там.
Всё равно, где переждать остаток ночи. С утра, едва начнёт светать, уйду; какой смысл жить в доме, в котором хозяйничают крысы? Наверное, и мне тут найдётся местечко, скорее всего, это будет достаточно уютное место, но уютно мне будет лишь до тех пор, пока я нужен Пасюку. Только дело в том, что это и мой дом!
Оружия хватает, и
