– Тренер. Он всегда говорил, что я не спортсменка, и полагаю, я ему поверила. Мне нравится йога, скалолазание и все в этом роде.
– Вы знаете, что это не так, – возразил Хантер. – Вы очень спортивны, милая леди.
Сам он подумал, что тренер был не слишком хорошим отцом, и это его удивило. Он увидел другую сторону человека, которого, как ему казалось, хорошо знал. На поле тренер всегда оберегал своих игроков.
Хантер потянулся к руке Феррин. Он рассказал все, что мог. То есть все хорошее. В том числе о Стейше. В таком тоне, чтобы выглядеть хорошим мальчиком. И не упомянул о том, что порвал с ней за несколько часов до того, как ее нашли мертвой. Тогда он хотел быть свободным, чтобы спокойно окончить колледж и играть за НФЛ. Он не заслуживал ничего хорошего и, вероятно, жил с кармой, которую сам себе создал. Если он изменит эту карму, если все исправит, возможно, заключит мир с прошлым.
Если бы только все было так просто. Но какой-то частью сознания он хотел, чтобы все было просто. Быть как все окружающие, которые резвились на пляже, наслаждаясь прекрасной погодой и солнышком. Не нести на себе бремени дочери, не оправдавшей родительских ожиданий, подобно Феррин, не сгибаться под кандалами прошлого, подобно ему.
Конечно, у них ничего не получится, но можно попытаться.
– Милая? По-моему, я не давала вам права называть меня милой.
– Предпочтете «детка»? – осведомился он.
Она покраснела и прикусила губу:
– Как насчет того, чтобы придерживаться данного мне имени?
Она шла по жизни осторожно, мелкими шажками, прячась за линией обороны. Он хотел предостеречь, что это не способ выиграть игру, но подозревал, что такая стратегия ей подходит.
– Расскажите о своем имени, – попросил он. – Феррин – это немного необычно, не согласны?
Он сжал ее руку и заметил, как красиво переплетаются их длинные пальцы. Потянул ее за собой, и они вместе пошли по линии прибоя.
– Оно в самом деле редкое. В детстве я никогда не могла купить сувенир со своим именем, – ответила она.
– То же самое со мной. Я не встречал много брелоков для ключей с именем «Хантер». Так вас назвали в честь кого-то?
– Да. Это второе имя прапрадеда по отцовской линии. Феррин – девичья фамилия его матери. Обычно «Феррин» бывает вторым именем или фамилией и очень редко первым. Но моя мама, которую зовут Дженнифер, посчитала свое имя слишком банальным и хотела, чтобы мое было уникальным.
Он улыбнулся:
– Уникальное имя для уникальной женщины.
– Вы недостаточно хорошо знаете меня, чтобы я могла поверить вашим словам.
Он молчал. Опять забыл, как она серьезна, как умна и видит суть за внешней мишурой, которую он привык разбрасывать перед окружающими, и как-то не задумывался о том, что не всем это нравится. Жаль, что он сказал ей это. Не нужно было, особенно сейчас. Ему следовало подождать, пока он не узнает ее лучше.
– Узнаю, – ответил он. Слова прозвучали клятвой, данной себе.
– Не стоит. Давайте просто…
– Вы зря меня недооцениваете, Феррин.
– Я недооцениваю? – удивилась она.
В этот момент она показалась ему хрупкой в лучах яркого солнца. В волнах резвились серфингисты, а дети деловито строили замки из песка.
– Да. Почему именно? – спросил он.
Она отняла руку и обхватила себя за талию. Очень застенчиво, словно не она смело приехала в его дом и сидела на крыльце, ожидая хозяина.
– Обещания легко даются. Всего пара слов сегодня, которые назавтра забываются. Может, этот день должен быть именно таким? Немного поразвлечемся, пока не решим, должна ли я действовать за спиной отца и дать вам то, что вы захотели. Но что-то подсказывает мне, что вам можно верить. Видеть в вас человека, способного не только на пустые слова, которые так беспечно уносит морской ветер. Если же все не так, придется с этим жить, – сказала она наконец.
Вполне справедливо. Люди относятся к нему по-разному. И он часто сознавал, что подвел их. Но он всего лишь человек, который может совершать неверные поступки.
– Мы все совершаем ошибки, но это не означает, что я постоянно лгу. Правда, я зациклился на необходимости обелить прошлое. Но при всем этом думаю о будущем, без необходимости постоянно оправдываться.
– Знаю, что мы все совершаем ошибки. Особенно я. Легко стоять здесь и представлять, как говоришь: «Эй, па, я собираюсь позволить Хантеру просмотреть эти коробки», но когда вернусь домой, все усложнится. Чем больше я узнаю вас, чем больше вы мне нравитесь, тем труднее мне принять решение. Возможно, будет лучше, если я уеду из Калифорнии и позволю вам и отцу разбираться самим.
– Лучше для кого? – спросил Хантер. – Только не для меня. Хотел бы я попросить вас забыть все это, хотелось бы просто уйти. Но я не могу, – вздохнул он и, притянув Феррин к себе, осторожно снял с нее темные очки. Их глаза встретились. Ее были встревоженные и сумрачные.
Он хотел найти способ утешить ее и заставить понять, что, если она даст ему доступ к прошлому, с ее отцом ничего не случится. Но ведь Хантер не знал, что там. А уйти от нее или позволить уйти ей казалось ему неправильным. Он не мог понять, почему казалось таким важным, чтобы Феррин была рядом. Он только знал, что ему это нужно.
– Я бы ушел от прошлого, если бы оно позволило. Сделал бы это для вас, милая, но это не в моих силах. Пролить свет на факты – единственный способ похоронить прошлое.
Хантер не сводил с нее пристального взгляда. Если дьявол похож на него, она с радостью продаст ему свою душу. Но он не просил ее души. Он просил возможности нормально существовать. То, что ей никогда не удавалось.
Не из-за отца, хотя временами она винила его в этом. Но она знала, что все зависит от нее и ее представлений о том, какими должны быть жизнь и отношения. Очень часто она чувствовала себя странно, потому что ей казалось, у всех есть из чего черпать основы нормального существования. А у нее – только разочарование в отце.
Она наклонила голову и уперлась лбом в его лоб. Хантер закрыл глаза, и она воспользовалась моментом изучить его лицо с близкого расстояния. Заметила крошечный шрам под правым глазом и какие густые у него ресницы. Поднесла руки к его лицу, сжала и ладонями ощутила мягкость бородки. Хантер интересовал ее все больше.
Она старалась защитить себя, пытаясь возвести между ними барьеры. Она колебалась, понимая, что неожиданная страсть Хантера к ней может объясняться его интересом к отцовским документам. Но этот человек – сложный, интригующий – притягивал ее, как пламя притягивает мотылька. Хотя она была умна и знала, что может обжечься. Но знала также, что оно того стоит.
Он
