кубарем вылетела в коридор и стукнулась головой о большую напольную вазу. Та зашаталась, а потом брякнулась на пол, заливая ковер протухшей водой. По всему второму этажу особняка разнесся гнилостный запах.
Не покалечусь, так задохнусь, ядрена кочерыжка!
Я вскочила на ноги. Прасковья захохотала жутким голосом и кинулась за мной, в азарте погони позабыв про изображающую глубокий обморок Елену. Пролетев пару саженей, Парашка схватилась за подол моего форменного фартука. Тот жалобно затрещал и упал к моим ногам. Я незамедлительно запуталась в оторванной тряпке и завалилась на пузо, ловко лягнув Прасковью каблуком в челюсть.
– Не уйдешь! – прошипела девица, хватая меня за волосы.
– Отпусти! – заорала я, пытаясь ударить ее локтем.
Но противница не отпускала, больно тянула меня за косу и пыталась подняться. Я перевернулась на спину и ткнула ее кулаком в нос. От боли ненормальная взвыла и отпустила мои волосы. Я попыталась подняться, но та быстро пришла в себя и сделала мне точную подсечку под колени. Рухнув, я со всей силы потянула за собой соперницу, вцепившись в ее трещащий по швам пеньюар.
Мы катались по полу, царапаясь и кусаясь как две дикие кошки, сбивая вазы с цветами и хрупкие старинные столики со статуэтками. Незаметно мы докатились до лестницы. Парашка уселась на меня сверху и попыталась удушить, вцепившись тонкими пальцами с острыми ноготками в мою тонкую шейку. Скорее всего, ей бы и удалось прикончить меня, но в этот момент она подняла голову и застыла. Холл был полон гостей. Сейчас они с ехидным любопытством, которым наделены только истинные аристократы, следили за потасовкой. Я быстро представила, как завтра во всех высокородных салонах и гостиных города будут обсуждать «сумасшедшую Парашку». Моя противница подумала то же самое, потому она как-то тоненько захихикала и попыталась встать. Но не тут-то было! Я звучно пнула ногой по ее подтянутой филейной части. Ненормальная полетела головой вперед вниз по лестнице. Гости с перекошенными от изумления лицами мелко кивали головами, отсчитывая вместе с Парашкой ступени. Та орала как чокнутая и звала стражу. Я побыстрее вскочила на ноги и заголосила:
– Па-а-ан!
Тут у меня закружилась голова: чувство, что Анук совсем рядом, захлестнуло с такой силой, – я согнулась пополам, словно получила удар в солнечное сплетение, и жадно стала хватать воздух открытым ртом. Он был наверху, здесь. Мой птенчик услышал крики, но не мог выйти из комнаты. Я развернулась и кинулась вверх по лестнице. Пока Петр помогал встать больше униженной и оскорбленной, нежели побитой и потрепанной Прасковье, она визжала:
– Девку держите, идиоты!!! Она за ребенком пришла!!!
Петр бросился за мной, за ним последовала доблестная охрана. Не чувствуя под собой ног, я перепрыгивала ступеньки, а нетерпение задавало темп.
Я повернулась, на площадке лестницы застыла охрана, боясь подойти ко мне. Хотелось задорно улыбнуться, но не выходило, словно что-то сковало все мышцы лица, пришлось довольствоваться жутким звериным полуоскалом.
Дверь, за которой находился Анук, оказалась заперта, я легко ее толкнула и осознала, что она не сорвалась с петель, а разлетелась в щепки.
Мальчик сидел на ковре совершенно один. В неярком свете керосиновой лампы блестели черные глаза- лужицы. Он смотрел на меня, испуганный звереныш, крепко сжимающий кулачки и готовый защищаться. Узнавание произошло в один миг:
– Мама!
Через секунду я уже подхватила его на руки. Какое это было блаженство прижимать его маленькое хрупкое тельце к своей груди, ощущать тонкие косточки под своими пальцами, жаркое тепло, стук сердца, ручонки на своей шее! Я глубоко вдохнула его сладкий детский запах и погладила узкую спинку. Анук прижимался ко мне всем телом, как котенок. Я почувствовала, как легкая струйка энергии уходит у меня из груди.
– Отдай ребенка! – услышала я голос Прасковьи, стоявшей в дверном проеме.
Я развернулась, резко вскинула голову и внезапно почувствовала, как волна ярости красной пеленой застилает глаза. Из груди едва не вырвался звериный рык: да как она ПОСМЕЛА?!
– А ты забери, тварь!
Уж не знаю, что увидели мои преследователи, но они явно испугались. Молодые стражи шарахнулись в стороны, а Петр со странным стоном рухнул на пол. Прасковья побледнела.
– Я сказала тебе: попробуй – забери! – прорычала я и спокойно прошла к двери.
Молодцы сбились в кучку в глубине коридора, с животным ужасом поглядывая в мою сторону. Хозяйка дома замерла, казалось, она не могла сделать ни шагу, ее трясло, а на лбу появилась испарина.
– Откуда ты меня знаешь? – прошипела я в лицо Прасковье.
– Мне мой любовник сказал, он принес ребенка ночью, а потом описал тебя.
– Кто он?
– Он? – Нервы у нее были действительно слабенькие, а потому не выдержали, и она с грохотом устроилась на полу рядом с Петром.
– О как, мальчики, – развеселилась я, – от моей неземной красоты все штабелями ложатся.
Уж не знаю, чего я ожидала увидеть, может, что и они свалятся в глубоком обмороке, но стражи только шарахнулись в разные стороны, освобождая мне путь. Уже спускаясь в ярко освещенный, наполненный людьми холл, я заорала:
– Пан, гном чертов, ты где?! Ты все пропустил! Пан!
Гости с ужасом и неприкрытым любопытством рассматривали меня, уже принимаясь шушукаться. Теперь я могла сказать со всей пугающей откровенностью: от репутации Прасковьи, если таковая вообще была, остался один пшик.
Гном выскочил, как черт из табакерки. Пола его жилетки топорщилась, а из кармана высовывалась серебряная поварешка.
– Ты нашла его? Нашла? – Он неловко наклонился, и на пол со звоном упал серебряный подсвечник.
– Да, не видишь, что ли?
Люди разбежались, освобождая нам дорогу.
– Ась, а что с твоим платьем? – спросил гном, когда мы вышли на улицу и нырнули в маленький темный переулок.
– Оно мне мешало, Пан! – рявкнула я. – Побежали уже, а то за нами, наверное, послали погоню.
Уходили мы темными переулками, где обычно проводили вечера ночные бабочки и продавцы дурман- травы. За нами все же выслали погоню. До нас доносились звуки: топот ног, цоканье подкованных лошадиных копыт и крики.
– С девчонкой осторожнее! – раздавался из темноты гнусавый голос, отдающий приказы. – Она та тварь, про которую даниец говорил!
– Стрекоза? – вторил ему другой.
– Какая к черту стрекоза! Бабочка! – вопил третий. – Увидишь, убегай что есть мочи!
– А как же мы ее тогда выловим? – снова изумлялся голос.
– Да к черту все! Она здесь нас всех порешит!
Мы стояли в темноте, прижимаясь к холодным камням здания, подальше от фонарного света, пытаясь перевести дыхание. «Что за Бабочка?» – мелькнуло у меня в голове, но времени додумать мысль не оставалось. Шаги смолкли, и мы снова кинулись вперед. Через некоторое время мы стояли у светящейся вывески «Райского блаженства».
– Пан, – едва дыша, протянула я, – это ход конем! В борделе нас точно искать не станут.
– Слушай, – вдруг плаксиво протянул гном, – я перетащил на кухню целый пуд муки, и что же, за работу мы ничего не получим?
– Оставь себе в качестве премиальных украденные ложки! – хмыкнула я.
Утром мы были уже далеко от Краснодола. Дорога шла вдоль реки, крутые берега, обрамленные ветвистыми зелеными кустами, высились над серой гладью. В воде отражались белые облака, плавно дрейфующие по небу. Где-то трещали цикады и резко выкрикивали свое хрипловатое «ква»
