– Чего уставились? – рявкнула я. – Спуститься помогите!
– Отлично выглядишь, – с трудом очухавшись от шока, выдавил из себя Ваня.
– Помолчал бы уж! – огрызнулась я. – Знала бы, никогда в эту аферу не ввязалась. Ей-богу, лучше с Юрчиком по улицам бегать!
– Ты о чем? – не понял Пан.
– Ни о чем. – Я с трудом доковыляла до кресла и буквально упала в него. – Пантелей, я вся во внимании.
Гном никак не мог прийти в себя, хлопал белесыми ресницами и беззвучно открывал рот, как рыба, выброшенная на берег.
– По-моему, Эллиадка, твои девочки перестарались, – наконец, изрек он.
– А по-моему, она выглядит на сто золотых! – ощетинилась сестра.
– Выгляжу я как дура! – разозлилась я. – Да меня мама родная в этом наряде не узнала бы!
Эллиада фыркнула и удалилась в другую комнату, спрятанную за занавеской.
– Ладно, чего делать надо? – обратилась я к Пану.
– Значит, так, – начал гном, – сейчас мы проводим тебя до соседней улицы. Ванятка будет подстраховывать в подворотне, на всякий случай. Ты встанешь у какого-нибудь фонаря и начнешь строить глазки проходящим мимо мужчинам. Выберешь из них того, кто поприличнее, а главное – похилее, – понизил он голос, – и приведешь сюда, а дальше по обстановке. Все понятно?
– Значит, так, – я начала загибать пальцы, – «строить глазки» – поняла, «похилее» – поняла, но это твое «по обстановке» мне совсем непонятно! Что это значит?!
– Ну сымпровизируй, станцуй там чего-нибудь, погладь его где-нибудь… – Пан осекся, наткнувшись на мой разъяренный взгляд.
– Где? – прошипела я. – Где мне его погладить, ядрена кочерыжка? Может быть, мне еще и платье снять?
– Не возбраняется, – кивнул гном.
– Да пошел ты в баню!
Я встала и скомандовала:
– Иван, за мной! Пойдем осваивать старейшую профессию! А ты, – я повернулась к гному, – только забудь ввалиться в комнату вовремя! Пришибу заразу!!!
Высокие каблуки казались пыточным средством, идти на них было неудобно и больно. Колени не сгибались никоим разом, а ступни горели огнем. Горожане оглядывали нашу парочку с явным неодобрением. Полагаю, даже в Краснодоле заниматься «этим» в дневное время – просто неприлично. К моему облегчению, на другой стороне улицы я заметила ярко одетую девушку, тут же зачислила ее в коллеги и даже посочувствовала про себя горькой доле несчастной. Только дамочка уселась в шикарную карету и что-то недовольно буркнула кучеру. Тот подобострастно кивнул, а у меня моментально испарились все теплые чувства. Я постаралась распрямить плечики и завиляла бедрами, но лишь до хруста подвернула ногу и едва не рухнула на брусчатку, покрывая весь мир трехэтажным матом.
Ванечка плелся следом, изредка поскуливая:
– Ну Ась, ну стой уже здесь! Глянь, какая премилая подворотня, меня здесь никто не увидит.
– Зато меня все увидят! – зло отбрехивалась я.
– Ну а этот тебе чем плох? – опять канючил он.
Когда ноги окончательно отказались шагать, я остановилась, неловко обхватив дерево.
– Все, Вань, прячься!
Я взбила пышные волосы, скромно потупила взор, кокетливо прикусив губы… и почувствовала себя последней дурой. Мимо проходили господа, никак не реагирующие на мое присутствие. Тогда я решила поменять тактику. Уперла руки в бока, прислонила одну ногу к стволу дерева и энергично захлопала ресницами. Эффект от моих стараний получился нулевой. Мужики совсем уж быстро проскакивали мимо, а с ресниц осыпалась тушь. Я уже пригорюнилась, когда за моей спиной раздался надтреснутый бас:
– Сколько?
Передо мной возник гном в грязной тельняшке и стоптанных башмаках. Один глаз был закрыт черной повязкой, на руке красовалась татуировка: игриво выгнувшаяся русалка и подпись крупными буквами – «ГОША». Я решила, что одного гнома в лице Пана мне хватает под завязку, и демонстративно отвернулась. Так прошло два часа. Признаться, я сама распугала всех клиентов, проявляя слишком откровенный интерес к их кошелькам, и совсем заскучала. Ноги отваливались, в желудке заурчало.
– Сколько? – послышалось рядом.
Я повернула голову, и сердце пропустило один удар. Передо мной стоял даниец, я это поняла каким-то шестым чувством. Красивый молодой человек лет двадцати шести, с темными волосами и пронзительными черными глазами, очень похожими на глаза Анука. У меня заныло под ложечкой.
– А у меня сегодня в первый раз, – выпалила я, хлопая ресницами.
– Ну пойдем.
– Куда?
– К тебе! – заявил он.
– Зачем? – не поняла я.
– А зачем ты здесь стоишь? – разозлился парень.
– Загораю! – начала свирепеть я. Если я приведу этого товарища в номер, то он прибьет и меня, и Пана, и Ваню в придачу, да еще сам отнимет наш последний медяк.
– Не пойду!
– Двадцать золотых.
– Мало. – Я едва не обалдела от собственных слов.
– Сорок.
– Мало. – Моя совесть начала давать позывные, мол, не устою я перед такими богатствами.
– Шестьдесят.
– Мало! – Совесть заорала: «Побойся Бога, да это денежный мешок».
– Слушай, – не вытерпел он, – я тебе предлагаю шестьдесят золотых, а ты отказываешься?
– Да.
– Но почему?
– Я боюсь.
Парень вроде удивился и коротко кивнул:
– Сто.
– Идет!!! – как полоумный заголосил из подворотни Ванятка.
– А это кто? – вытаращился парень.
– Охранник.
– А-а-а, ну-ну. И что, помогает?
– Помогает, – разозлилась я, – каждый раз стоит в подворотне и орет, клиентов зазывает! Ну так ты идешь?
Мы побрели к «Райскому блаженству». Ноги налились свинцом и отказывались шевелиться. Оступившись, я схватила парня под руку и больше не отпускала, со злорадством повиснув на нем всем телом.
Зайдя в здание, я заметила, что на первом этаже никого не было, но семь пар глаз обитательниц дома, прятавшихся за портьерами, буравили наши спины любопытными взглядами.
– На второй этаж, – скомандовала я.
Мы поднялись и зашли в комнату, что делать дальше, я не знала. Теперь, наверное, я должна протянуть время, дожидаясь Пана. «Клиент» завалился на огромную кровать со спинкой в виде большого красного сердца, скрестил ноги, обутые в грязные сапоги, и недобро усмехнулся:
– Чего смотришь? Зарабатывай свои деньги. Кстати, в Краснодоле самая дорогая женщина стоит пятьдесят золотых, так что тебе придется расстараться.
Я почувствовала, как ладони вспотели, щеки залил румянец, а во рту пересохло. Самое время появиться Пану.
– А что, часто пользовался услугами? – поинтересовалась я, стараясь протянуть время.
