мы счастливо выжили, то покинул нашу теплую компашку под дурацким предлогом, торопясь предупредить своих подельников. И на следующий день на нашу стоянку напали, нас едва не убили, а Анука и вовсе похитили.
– Когда перевертыш от нас уехал, то встретился с данийцем-предателем и указал, где можно нас найти! – подвела я итог собственных умозаключений.
– Вурдалак чертов, – прошипел Ваня, – нас подставили, а нам и крыть нечем!
Мы совсем сникли. Раскрытие предателя в наших стройных рядах не принесло никакого мало-мальского облегчения.
Спустившись с пригорка в низину, мы оказались недалеко от берега озера, облепленного домишками. Пахнуло свежестью, подул прохладный ветерок. С плохонькой проселочной дороги мы свернули на людный торговый тракт. Мимо нас пронеслась золоченая карета. Возница, размахивающий длиннющим хлыстом, с остервенением оглаживал им бока четверки скакунов и орал хриплым голосом: «С дороги все!!! Я сказал: с дороги!»
От испуга моя лошадка шарахнулась в сторону, я едва заставила ее вернуться обратно.
Впереди выросли белокаменные городские стены с остроконечными башенками. Открытые арочные ворота провожали гостей и принимали вновь прибывших. Через канал, разделяющий остров и «большую землю», был перекинут длинный мост. Мы последовали за толпой, и вот уже огромная арка впустила нас в нутро Краснодола. Нас встретила уставшая от созерцания бесконечного людского потока стража, окончательно потерявшая бдительность.
Город подавлял многообразием зданий и построек, пестрящими вывесками на языках всех цивилизованных рас, мельканием постоянно меняющихся лиц. Глазея по сторонам, мы ехали по широкой, выложенной брусчаткой мостовой.
Меня оглушили несущиеся со всех сторон звуки и запахи. Мы миновали пекарню, и я задохнулась от одуряющего сладкого аромата свежего хлеба. В животе до неприличия громко заурчало. Цветная вывеска с нарисованной пивной кружкой гласила: «Питейная на Наклонной».
Мой взгляд наткнулся на витрину лавки готового платья, где на деревянных манекенах красовались наряды из натурального шелка. Я никогда не видела такой роскоши – от изумления остановилась и с благоговением рассматривала маленькие произведения искусства краснодольских портных.
– Что, Ась, – крякнул гном, – нравится?
– Да, – выдохнула я.
– Заработаем денег, купим тебе сарафан.
Я сразу пришла в себя, словно на голову выплеснули ушат ледяной воды, и злобно глянула в сторону Пантелея:
– Интересно, как ты собираешься их заработать? Ограбить кого-нибудь? Тогда предлагаю тебе сделать это быстрее, иначе нам будет негде ночевать! Краснодол не деревня – на скамье спать не станешь! Вмиг в карцер загребут!
Гном, кажется, обиделся, поджал тонкие губы и пробурчал:
– Зачем грабить? Обманывать будем! Мы же не преступники!
Я фыркнула:
– Это типично, но я вся во внимании!
Сконфуженный и ошарашенный городом Иван неожиданно отвлекся от созерцания намалеванной на фанере голой девицы и с неподдельным интересом прислушался к разговору.
– Значит, так, – начал Пантелей, – у меня кузина дом терпимости держит. Она нам на часок комнатку уступит за гроши.
Я задохнулась от возмущения:
– И что ты предлагаешь мне? Заработать немного, продав свое тело?! Это твой гениальный план?!
– Мне нравится ход ваших мыслей, – задумчиво протянул Ваня.
– Заткнись! – рявкнула я.
– Да что ж ты будешь с этими бабами делать, – вздохнул гном, – ну слова не дадут сказать. Торговать по-настоящему не надо!
– Понарошку? – ехидно протянула я. – Расскажи мне, милый гном, как торгуют собой понарошку.
– Ты приоденешься, накрасишься, выйдешь на улицу, снимешь какого-нибудь простака, приведешь его в комнату, а тут я на пороге: «Ты почему, гад, мою женщину обижаешь?!» и тюк ему по башке. Деньги забираем, его на улицу выставляем. Вот. Как тебе план?
– Гениально! – обрадовался Ваня.
– Фиговый, – буркнула я, стараясь справиться с накатывающим волнами раздражением.
– Да? – удивился, вытаращившись на меня, гном. – А что тебе не нравится?
– Все! Мне нравится решительно все, – заорала я. – Не нравится слово «снимать», слово «приведешь в комнату», а больше всего слово «тюк». Может, ты его так тюкнешь, что мы на улицу будем выставлять не обманутого дурака, а его труп? И что тогда? Мало того, что потеряли Анука, так еще и человека убьем?!
– А девонька правду молвит, – снова подал голос Иван.
– Ну может, у тебя есть план лучше, – разозлился гном, – а я только это могу предложить. Не подходит, придумывайте сами!
Мы замолчали. Я начала размышлять.
А ведь это не такой уж и плохой план. В конце концов, меня здесь страхуют и Ваня и Пан. Когда мы с Юрчиком людей обманывали, то была одна надежда на быстрые ноги. После того случая свою бессмертную душу я все равно покрыла несмываемым грехом, а одним больше – одним меньше, – на Страшном суде рассчитаемся.
– Хорошо! – сквозь зубы прошипела я. – Ну если только что-то пойдет не так…
Гном, не дослушав меня, просиял:
– Вот и ладненько, поехали к Эллиадочке.
Дом терпимости название имел поэтичное – «Райское блаженство». Находился он на маленькой грязной улице, в обшарпанном двухэтажном здании: некогда яркий зеленый фасад облупился, оконные рамы посерели от пыли и дождей. Над входом кособочилась вывеска с витиевато начертанным названием. На крыльце сохли пальмы в кадках. Дом казался постаревшей, но отчаянно молодящейся дамой, под слоем грима тщательно прячущей морщины.
Сестру Пана звали Эллиада. Это была полная, некрасивая гномка с огромной родинкой над верхней заячьей губой. Она окинула меня цепким взглядом, как заводчик скаковую кобылу, и пожала плечами, словно оценивая мои шансы знаком «минус». Сообщать о своих истинных намерениях мы ей, конечно, не стали, прекрасно осознавая, что хозяйка не потерпит разбоя в своем маленьком королевстве. Пантелей придумал совершенно удивительную историю о том, как я решила раздобыть денег, продав свое хрупкое неразвитое тело какому-нибудь любвеобильному клиенту. На мои возмущенные взгляды во время рассказа гном внимания не обращал, к тому же стареющую Эллиаду уже ничем нельзя было удивить.
На панель, значит, на панель, лишь бы за комнату заплатили сполна.
Она поцокала языком, глядя на меня, а потом махнула холеной рукой и крикнула:
– Девочки, сделайте из нее человека!
На ее крик вышли весьма живописно одетые девицы. Они накинулись на меня, как стая голодных волков на молочного ягненка, и я уже не понимала, как оказалась на лестнице, ведущей на второй этаж. Они что-то щебетали о краске для ресниц и губ, но главное, я услышала волшебное слово «горячая ванна» и моментально расслабилась.
Через полчаса я стояла перед зеркалом и не могла узнать в отражающемся чудовище себя. Тонкие губки превратились в пухлый карминовый рот. Веки, намазанные синей краской для глаз, едва открывались. Кожа приобрела нежно-персиковый оттенок. Нарядили меня в чудной корсет, поверх него натянули ярко- красное платье из довольно неплохого шелка, а завершали картину туфли на высоком каблуке, поднявшие меня на три вершка над полом, отчего мне казалось, будто я лечу. Последним штрихом был пшик из пульверизатора духами прямо в мой открытый от изумления рот.
Кашляя и чертыхаясь, держась двумя руками за перила, я бочком спустилась по лестнице. Пантелей с Иваном вытаращились на меня с отвисшими челюстями, пытаясь узнать в ковыляющем уродце их наперсницу.
