Легкий ветерок донес до нас резкий запах отхожего места. Мы в смущении покосились на клумбу. Цветы распадались на глазах и летели вслед магу невероятным красным облаком, накрывая Ивана и тая в воздухе.
– Красота, – откашлялась я.
Святые отцы не двинулись с места, на застывших лицах отражалось недоверие. Еще немного, и они были готовы нас выставить за ворота.
– Вы говорите, бесенок по скиту носится? – фальшиво улыбнулась я, делая отчаянную попытку остаться в этом месте. – Так давайте мы его выловим!
Брат Еремей недоверчиво посмотрел на меня.
– Да мы с Ваней всех чертей Словении переловили, – еще шире улыбнулась я.
– Наш зело шустрый!
– Да и мы не лыком шиты!
Братья отошли в сторонку, дабы посовещаться, стоит ли впускать на территорию скита подозрительных странников. Пантелей подскочил ко мне и горячо зашептал мне в ухо:
– Аська, ты рехнулась! Вы с Ваняткой весь скит разгромите, пока будете отлавливать безобразника!
– Ты хочешь сказать, мы зря делали круг? – буркнула я.
Довод оказался безошибочным. Гном поджал губы и замолк, всем своим видом демонстрируя, мол, он нас предупредил, остальное – наши проблемы.
Братья что-то долго обсуждали и спорили, вероятно, подсчитывали предстоящие убытки. Потом подошли к нам с хмурыми лицами.
– Ладно, – изрек Еремей, – вы ночью черта отлавливаете, а я о встрече со старцем Питримом наутро договариваюсь.
– А наоборот нельзя? Сначала встреча – потом черт! – встрял гном, искренне надеющийся избежать ловли беса.
– Можно, – задумчиво кивнул Еремей, – но черт вперед!
Мы, нарушая все церковные каноны, плюнули и ударили по рукам.
Вечером нам с Ваней выдали подсобный материал для отлова бесенка: проржавелое с одной стороны кадило, застоявшееся ведро святой воды, пяток церковных свечей и склянку с жидким ладаном. Впрочем, последним нам наказали пользоваться в крайних случаях, как особо дефицитным в этих местах продуктом.
– Ась, ты представляешь, где его искать? – поинтересовался Ваня, деловито переливая воду во флягу.
Я покачала головой:
– Понятия не имею.
Теоретик с возмущением посмотрел на меня:
– Так зачем ты меня в это дело втянула?
– Чтобы в лесу не ночевать! – огрызнулась я.
Начать мы решили с погреба. Черти по природе своей очень любят сырые укромные уголки. Мы спустились по скрипучим ступенькам и надежно прикрыли за собой дверь. Внизу пахло квашеной капустой и прокисшим молоком, нас со всех сторон обступил холод подземелья. Зажженный огарок восковой свечи тускло озарял темное полупустое помещение. Памятуя о последнем визите служек, братья убрали из погреба все мало-мальски ценное: оставшиеся бочки с пивом, копченые рульки, запасы сушеных грибов. Они хотели вытащить и кадку с мочеными яблоками, но та оказалась такой тяжелой, что они смогли дотащить ее только до лестницы, и теперь она сиротливо перегораживала проход.
Протиснувшись с трудом между холодной стеной и мокрым боком бочки, мы начали приготовления. Расставили и зажгли по углам святые свечи (какой от них прок, мы не знали, но лучше так, чем вообще никак). Кое-где капнули драгоценным ладаном, со злорадством представляя, как бы вытаращился на такое безобразие Еремей. Развалившись на мешках с зерном, мы принялись ждать полуночи. Время текло, как густой кисель. Я начала засыпать, уткнувшись головой в плечо приятеля. Ваня зорко разглядывал озаренную почти догоревшими свечами комнату. Далеко за полночь по стенам пробежали голубые искры, в темном углу вспыхнул зеленоватый свет, раздался глухой хлопок, и появился черт. Вернее чертенок, совсем маленький, лет ста от роду. Худенькое мохнатое тельце переливалось разными цветами, нос пятачком, крохотные копытца на тоненьких лапках, хвост с облезлой кисточкой больше походил на крысиный.
– Появился! – Ваня ощутимо толкнул меня в бок.
– Да вижу я.
Между тем, чертенок перестал мерцать, стал ровного серого цвета и повел по воздуху мохнатым рыльцем. Мы затаились, страшась, что он нас заметит. Черт на задних копытцах подошел к сваленным мешкам и встал практически возле наших ног, с любопытством разглядывая черными глазками-бусинками огромные Ваняткины сапоги. Петушков бесшумно поднял кадило. Бес насторожился. Через секунду Ваня подпрыгнул, как на пружинах, и стал махать оным, словно булавой во все стороны, заполняя комнату приторным запахом ладана.
– Чур меня, чур меня! – повторял он как заклинание.
Бес скорее удивленно, нежели испуганно, оглядел чудище со странной штуковиной в руках и исчез с тихим хлопком – на его месте лишь заклубилось маленькое облачко дыма. Я подняла голову, немедленно получила кадилом между глаз и пригнулась, надеясь, что Ваня меня не покалечит.
– Чур меня, чур меня! – орал как сумасшедший Иван. Не замечая ничего вокруг (особенно того, что жертва растворилась в воздухе), он носился по квадратному погребу, поднимая пыль и размахивая кадилом. В какой-то момент он не успел притормозить и успокоился, только перелетев кадку с мочеными яблоками.
– Чтоб меня! – фыркнул он, поднимаясь и пытаясь отряхнуть с портов грязь.
– Ваня, – я спокойно слезла с мешков на пол, – он ушел.
– Как ушел? – изумился приятель, вытаращив на меня свои чистые небесно-голубые очи.
Я почувствовала несвоевременный приступ веселья и, с трудом сдерживаясь, проговорила:
– Пока ты тут как шальной носился и голосил, он исчез.
– Дела, – протянул Петушков и почесал затылок, – пойдем на улице поищем.
В кромешной темноте двора, не зажигая энергетических шаров, чтобы не спугнуть черта, мы добрались до стены домика Питрима со срамной надписью. Бесенок сидел на заборе, беспечно свесив ноги, и рассматривал звезды. «Романтик», – подумала я.
Ваня прислонил палец к губам с просьбой молчать, осторожно снял с пояса флягу со святой водой, прицелился и по мере сил окатил беса водицей. Скорее всего, после недельной выдержки у святой воды закончился срок годности. Черт только встряхнулся, разбрызгав вокруг мелкие капли воды, соскочил с забора и бросился наутек.
– Держи его! – заорали мы с Ваней в два голоса.
Гонка началась. Мы носились как полоумные по двору, больше похожие не на охотников, а на двух загнанных болонок, отлавливающих лесного зайца.
– Аська, Аська! Крест в него кидай! – визжал Петушков.
Я покосилась на зажатый в руке крест, а потом со всей молодецкой силушкой метнула его в темноту. Раздался звон разбитого стекла, мы на миг остановились как вкопанные:
– Дура, – плюнул Ваня, – в черта кидать надо было, а не в окно!
– Сам тогда его вылавливай! – разозлилась я и, схватившись за бок, прислонилась спиной к колодцу, пытаясь отдышаться.
В ушах раздавался стук сердца, а во рту пересохло. Ваня носился по двору, как заведенный, размахивал над головой давно погасшим кадилом и громко орал матом. Рядом с моими ногами упала брошенная в черта фляга, я ее подняла и сделала глоток, пытаясь смочить пересохшее горло, и тут краем глаза заметила прошмыгнувшую рядом со мной серую тень, а потом огромную темную фигуру Петушкова в развевающемся черном плаще, несущуюся на меня во весь опор.
– Вехрова, не стой пнем, хватай его! – завопил Петушков.
В следующее мгновение он задел меня плечом, и я, не удержавшись на ногах, с диким визгом свалилась в колодец. Полет занял буквально пару секунд. Сгруппировавшись, я вошла в ледяную воду солдатиком, с
