Петушков посторонился, впуская меня, я неслышно скользнула в его покои. В комнате у приятеля царил художественный беспорядок, отличающий истинных нерях. На столе между кусками съежившейся от времени и жары копченой колбаски лежали некогда дорогие бритвенные принадлежности, на спинке стула испускали смердящие фимиамы не стиранные с неделю портянки, стол усеян был хлебными крошками, залит воском, и только новенький плащ висел на плечиках, как островок аккуратности в море хаоса.
– У тебя здесь что, не убираются? – протянула я, наступив в нечто липкое и скользкое, при близком рассмотрении оказавшееся полусгнившей половинкой помидора. – На голодную зиму, что ли, припасаешь? – скривилась я от омерзения.
– Оголяй спину и молчи! – буркнул Ваня сурово.
Я села на краешек кровати и задрала рубаху. Ваня охнул:
– Ты, Аська, поди, спину граблями чесала?
– А ты как думал? – фыркнула я. – В Бертлау все так делают. Хочешь, завтра и тебе почешу?
Так сладко я не спала даже в детстве, наутро меня разбудил доносящийся с кухни шум. Бац! По ушам ударил грохот падающих кастрюль. Я поморщилась и накрыла голову подушкой.
Ба-ба-бах! По полу покатилась какая-то железяка.
– Ну держитесь, повара-любители! – прошипела я, вскакивая с кровати.
На кухне меня ждал сюрприз. Ей-богу, такое даже во сне не привидится! От изумления я застыла с отвисшей челюстью.
Ванятка в белом в мелкий цветочек переднике, в высоком поварском колпаке готовил завтрак. Моего присутствия он не замечал, потому как громко и фальшиво пел, дирижируя себе маленькой деревянной лопаткой.
– Фа-арш невозможно провернуть наза-ад, мясо из котлет не восстано-о-вишь…
Некогда чистая хозяйская кухонька превратилась в запущенный хлев. Вокруг валялась яичная скорлупа, мука летала пылью, обклеенную светлыми обоями стену украшала большая масляная клякса, формой напоминающая косматое чудовище, а на белом потолке над самым очагом сиротливо чернело пятно побольше. В порыве кулинарного вдохновения Петушков не замечал ни запаха гари, ни бардака, царящего вокруг, и что-то яростно выскребал из сковородки.
– Вань, – позвала я, – а что ты делаешь?
Тот с радостной улыбкой посмотрел на меня, лицо его оказалось перепачкано мукой:
– О, Асенька! Я вот решил нам завтрак приготовить.
– Да? – Я с опаской посмотрела в тазик, в котором высились какие-то черные кругляшки совершенно несъедобные на вид. – Это что?
– Блинчики! А еще я приготовил картофельный салат! – Ваня гордо улыбнулся. – Иди умывайся, уже все встали.
Сергий и Пантелей с самым хмурым видом сидели за столом на веранде, с тоской посматривая на тенистый сад и, очевидно, просчитывая варианты бегства.
– Доброе утро, – поприветствовала я их.
Приятели кивнули. В торжественном молчании мы ожидали, когда Ванятка начнет нас травить.
– Аська, – подал голос гном, – если вдруг что, – он запнулся, – у меня в правом сапоге в голенище зашиты пять золотых, ты тогда на них меня похорони.
Я сглотнула и кивнула. В этот момент появился Ваня, он аккуратно поставил на стол огромное блюдо с горелыми лепешками и чашу с салатом. Я почувствовала легкую тошноту.
– Приятного аппетита всем! – радушно пожелал он, усаживаясь рядом со мной. – Ну что же вы? Угощайтесь!
Мы с Сергием тревожно переглянулись.
– Тебе положить, Асенька? – спросил тот.
– Нет, нет, большое спасибо, – выдавила я, – мне что-то не хочется кушать.
– Да ладно, не стесняйся! – заявил Ваня и кинул мне в тарелку пару блинов.
Почти каменные кругляшки, состоящие из муки, воды и соли, жалобно тренькнули о края глиняной плошки.
– Ну пробуй же! – выжидательно улыбнулся Иван.
Я жалобно покосилась на друзей в напрасной надежде на спасение.
– Давай, Аська, давай, – подбодрил меня гном с паскудной улыбкой, – твой меч я себе заберу, не беспокойся, такое оружие не пропадет!
Я закрыла глаза и попыталась откусить горелый край блинчика, тесто оказалось зажаренным намертво, а во рту поселился устойчивый привкус горечи.
– Очень вкусно, – вымученно улыбнулась я. – Мальчики, а что же вы не едите?
– А мы вот салатику! – нашелся Пантелей, хватая ложку и пытаясь положить себе немного липкой массы.
Салат, больше похожий на клейстер, отлипать от ложки не собирался. Пан сначала постучал ею по краю тарелки. Бесполезно. Потом с силой махнул. Масса отскочила, описала ровную дугу в воздухе и осталась висеть на кухонном окне. За столом воцарилось оглушительное молчание.
– Ничего, – сверкнула я зубами, – на салатик на кухне новые обои поклеим.
У Вани вытянулось лицо.
– Я еще приготовил пудинг, – процедил он сквозь зубы, – сейчас принесу.
Он встал и прошел на кухню.
– Пан! – набросилась я на гнома. – Ну как ты мог? Ваня теперь обиделся!
Тот развел руками:
– Но ты же видела, что я честно хотел отравиться этой бурдой, но она же хуже липучки! Ты вот тоже что-то не очень свои блины ешь!
– Но ведь ем!
В этот момент вернулся Ваня. Мы втроем сразу же состроили жизнерадостный и цветущий вид.
– Судя по тому, что все замолчали, вы обсуждали меня, – фыркнул он.
Приятель небрежно поставил на стол кастрюльку с пудингом. Я опасливо посмотрела внутрь. Бежевая желеобразная масса одуряюще вкусно и съедобно пахла. Я положила себе немного и начала быстро есть. Пудинг благоухал ванилью и таял во рту.
Мужчины настороженно смотрели на меня.
– Ну как?
– Потрясающе!
Приятели радостно заулыбались и шустренько начали накладывать кушанье. Ваня с чувством гордости за собственный кулинарный изыск одобрительно кивал.
– Ванятка, слушай, вкуснее всего здесь изюм! Мне нравится, как он хрустит! – чавкая, поведал гном.
– Изюм? – Петушков непонимающе уставился на него. – Здесь нет изюма!
Я застыла, не донеся ложку до рта, и обвела окружающих испуганным взглядом. Ванятка поднялся и стал быстро перемешивать пудинг большим половником.
– Я не добавлял изюма! – уже отчаянно бормотал он.
В это время Сергий поднял ложку, на ней болтался длинный дождевой червяк, сокращающий свое тонкое тело в надежде избежать погибели. Я почувствовала настойчивую тошноту.
– Что это?
– Батюшки, – всплеснул руками Ваня, – я опарышей набрал в баночку и червячков для рыбалки в огороде накопал, а они в пудинг переползли.
Я вскочила и опрометью бросилась в уборную. Пропади пропадом эти ваши кулинарные опыты!
Завтрак превратился для меня в кошмар наяву. Синюшная, я отлеживалась до середины дня и втайне мечтала умереть, чтобы закончить свои мучения. Перед мысленным взором неуклонно вставал свисающий с двух сторон ложки длинный червь. Со стоном я переворачивалась с боку на бок, стараясь сглотнуть подступающую к горлу тошноту. В момент очередного приступа в комнату заглянул Ванятка, его виноватый вид и опущенный в пол взгляд вызвали во мне лишь глухое раздражение.
– Чего тебе надо? – рявкнула я.
