– Черт! – слетело с губ пришедшего в ярость Харрисона.
В следующее мгновение его оттолкнул в сторону Хода-хан, стремительно ворвавшийся в комнату, с взъерошенной бородой и горящими глазами. Кинжал он держал наготове. Эрлик-хан, встрепенувшись, вскочил на ноги. Афганец уже мчался вперед, словно ураган, несущий разрушения. Палач выпрямился ровно в тот момент, чтобы встретить длинный клинок, рассекший ему череп до самой челюсти.
– А-а-ай! – вырвалось из десятков монгольских глоток.
– Аллаху акбар! – завопил Хода-хан, вздымая окровавленный кинжал над головой. Метнувшись к алтарю, он принялся рубить путы Джоан так неистово, что, казалось, мог запросто расчленить девушку.
Затем со всех сторон к нему повалили люди в черных халатах, не понявшие, что вслед за афганцем в комнате появилась еще одна зловещая фигура – и стала действовать пусть не столь самозабвенно, но с равной свирепостью.
Они заметили Харрисона, лишь когда тот принялся размахивать булавой налево и направо, сбивая людей, словно кегли. Пробив себе путь в недоумевающей толпе, американец добрался до алтаря. Хода-хан уже освободил девушку и теперь метался, шипя, как кот, и сверкая зубами и каждым волоском своей взъерошенной бороды.
– Аллах! – крикнул он, брызнув слюной в лица наступающих монголов, а потом, пригнувшись, будто собираясь прыгнуть на них, вскочил и прорвался к эбеновому трону.
Скорость и непредсказуемость его движения потрясала. Эрлик-хан, сдавленно каркнув, выстрелил почти в упор, но промазал, и тогда из глотки Хода-хана вырвался оглушительный крик, а его кинжал вонзился в грудь монгола, выйдя из спины на ширину ладони.
Не сбавляя хода, Хода-хан налетел на падающего врага, бросая его на эбеновый трон – тот раскололся в щепки под тяжестью двух тел. Затем, вскочив и вытащив окровавленный кинжал, Хода-хан поднял его высоко над головой и по-волчьи завыл.
– Йа, Аллах! Пес в стальном шлеме! Почувствуй вкус моего кинжала в своих кишках и отправляйся в ад!
Раздался протяжный вдох, когда монголы, выпучив глаза, уставились на черную фигуру, обагренную кровью, нелепо раскинувшуюся на обломках трона. И в то мгновение, когда они стояли, застыв на своих местах, Харрисон подхватил Джоан и ринулся к ближайшей двери, крича:
– Хода-хан! Сюда! Быстрее!
Монголы, взвыв и лязгая клинками, бросились за ними. Чувствуя близость их стали, детектив помчался еще быстрее. Хода-хан бежал наискосок через комнату, чтобы встретиться с ним у двери.
– Скорее, сахиб! Вниз по коридору! Я вас прикрою!
– Нет! Бери Джоан и убегайте! – Харрисон буквально перебросил девушку афганцу в руки и, повернувшись обратно к комнате, поднял булаву. Как и Хода-хан, похожий на берсерка, он пылал тем безумием, какое порой охватывало мужчин в разгар битвы.
Монголы напирали – они тоже были вне себя от жажды крови. Их квадратные лица исказились в исступлении. Они преградили дверь своими телами, прежде чем Харрисон успел ее закрыть. Его задевали лезвия, но он взял булаву обеими руками и стал работать ею, как заведенный, сея хаос среди тех, кто пытался протиснуться в проем, кого толпа продавливала к нему. Свет фонарей, безумные лица, превращающиеся в кровавое месиво под его ударами, – все расплывалось, словно в алом тумане. Стив забыл сам себя и стал просто перенесшимся на пятьдесят тысяч лет в прошлое человеком с волосатой грудью и налившимися кровью глазами, вооруженным дубиной. Человеком, всецело отдавшимся инстинкту убивать.
Нанося удар за ударом, кроша черепа и брызжа кровью себе в лицо, ему хотелось взвыть от не поддающегося пониманию восторга. Он не чувствовал ножей, что его ранили, – и даже едва осознавал, что подступавшие к нему враги быстро пятились, устрашенные гневом, что он изливал. Когда их поток иссяк, Стив так и не смог закрыть дверь – ее преградила отвратительная масса раздавленной и сочащейся кровью плоти.
Вскоре он уже, лихорадочно дыша, бежал по коридору, движимый то ли смутным инстинктом самосохранения, то ли осознанием долга, каким-то образом всплывшим поверх его всепоглощающего порыва хватать врагов и бить, бить, бить – до того, как его самого захлестнула багровая волна смерти. В такие моменты желание умереть, пав в бою, становится почти равным желанию жить.
В оцепенении, пошатываясь, врезаясь в стены и отскакивая от них, Харрисон добрел до дальнего конца коридора. Хода-хан возился с замком, Джоан стояла рядом, но ее так качало, что казалось, девушка вот-вот упадет. Толпа с криками неслась по коридору вслед за ним. Харрисон, смутно соображая, отпихнул Хода-хана в сторону и, занеся над головой окровавленную булаву, выбил замок одним мощным ударом – болты повылетали из своих отверстий и врезались в крепкую створку, словно та была сделана из картона. В следующее мгновение они вошли в проем, и Хода-хан захлопнул то, что осталось от двери – она провисла на петлях, но каким-то образом держалась. На каждом косяке имелись тяжелые металлические скобы, и Хода-хан нашел и вставил туда железный прут как раз вовремя, чтобы сдержать нахлынувшую толпу.
По другую сторону двери монголы завыли и зачиркали ножами, но Харрисон знал, что пока они не высекут достаточно дерева, чтобы прогнуть дверь, прут будет держать ее на месте. Пока к нему постепенно возвращался разум, детектив стал чувствовать дурноту, но устремился вслед за своими спутниками. Мельком Харрисон заметил, что он ранен в икру, бедро, руку и плечо. Кровь пропитала его исполосованную рубашку и ручьями стекала по предплечьям. Монголы ломились в дверь, рыча, как шакалы над падалью. Дыры в двери расширялись, и сквозь них Стив уже видел врагов, которые бежали по коридору с ружьями в руках. И как только он подумал, почему они еще не стреляют, причина стала ему ясна: беглецы оказались в помещении, которое служило складом боеприпасов. Одна из стен была заставлена ящиками с патронами, и как минимум в одной коробке лежал динамит. Но ни ружей, ни пистолетов Харрисон не видел. Очевидно, они хранились в какой-то другой части здания.
Хода-хан пытался взломать замок на двери напротив, но в какой-то момент остановился, чтобы осмотреться. Затем вдруг с криком «Аллах!» бросился к открытому ящику, вытащил что-то, повертел в руках, выругался и уже было замахнулся, но Харрисон схватил его за запястье.
– Не бросай это, идиот! Ты взорвешь нас к чертям! Они боятся сюда стрелять, но очень скоро проломят дверь и перережут нас. Так что помоги Джоан!
Предмет, схваченный афганцем, оказался ручной гранатой – единственной в этом пустом ящике, как успел заметить Харрисон. Детектив распахнул дверь и, когда они вышли и оказались в свете звезд, закрыл ее обратно. Джоан шла, пошатываясь, афганец ее придерживал. Они догадались, что очутились
