11
Ларк говорила, что у меня есть брат-близнец, но она никогда не называла мне его имени. Оно само всплыло из каких-то глубин моей памяти. Невозможно стереть все, правда? Я помню, как читать и как ходить, названия предметов. Я могу мысленно нарисовать карту Эдема. Базовые знания остаются. Эш, без сомнения, хранится в этой базе. Я смотрю на этого парня – мое отражение, – и словно нутром чувствую, как его зовут. Я не помню его – ни его самого, ни общего прошлого, – но на уровне подсознания я уверена – его имя Эш.
Во мне странным образом мешаются смятение и умиротворение. Смятение, потому что появилось еще одно железное подтверждение слов Ларк. Умиротворение – потому что я нашла свою вторую половинку, о которой я даже не знала, что потеряла.
Я смотрю на него, стараясь заметить каждую деталь. Я хочу прикоснуться к его лицу, услышать его голос, его смех.
Но больше всего я хочу вспомнить его.
Все остальное, в чем я ощущаю свое раздвоение. Мне кажется, что я собираюсь предать ту мою собственную жизнь, которую я помню, чтобы узнать, кто я на самом деле. Не собираюсь отступать – мне нужно узнать все, – но это пугает меня. Встреча с Эшем не вызывает во мне противоречия. Он принадлежит мне. Мне нужно вспомнить все о моем брате. И если почему-либо я не смогу – мне придется выучить это заново. Стоило мне его увидеть, и меня наполнило чувство единства и чего-то общего. И я не позволю этому чувству исчезнуть.
Тут я понимаю, что я просто уставилась на него, не говоря ничего. Но и он ведет себя так же по каким-то своим собственным причинам.
– Я думал, что уже не увижу тебя, – говорит он, и его дрожащий взволнованный голос приятнее соловьиной трели. Его красивый голос. Родной. – Я был уверен, что ты погибла. А потом… Я подумал, что потерял тебя навсегда.
Мы стоим в паре шагов друг от друга, как замороженные. Словно мы до сих пор не можем поверить в реальность происходящего.
– Я скучала по тебе, – говорю я. – Я даже не знала, что скучаю. Но, как только я тебя увидела, я это поняла.
А потом внезапно я кидаюсь ему в объятья. Как только мы касаемся друг друга, я знаю все о нем. Не прошлые события. Но то, как он дышит, запах его кожи: теплый и нежный. Я знаю, какие у него волосы, когда мы обнимаемся, и он прижимается ими к моей щеке.
Ни за что не позволю ему уйти.
– Все та же Рауэн, – говорит он, удерживая меня на расстоянии руки и глядя на меня с такой добротой, такой… Я, наконец, понимаю, что это. Братская любовь! Сколько людей на Земле могут сказать, что они понимают любовь, которая есть между братьями и сестрами? Кроме этих вторых детей, ни у кого нет братьев и сестер. И большинство этих людей, спрятанных здесь, не росли со своими братьями и сестрами. Они были постыдными, опасными секретами, запрятанными вглубь: их продали или выкинули.
Я плачу без стеснения, с видимым наслаждением. Я хочу знать все:
– А мы похожи? Ты любишь пузырьковый чай? Твой любимый предмет обществоведение?
Я жду, что он с радостью подтвердит мои слова, но он хмурится и между бровей появляется отчетливая складка.
– Ты терпеть не можешь чай с пузырьками, – отвечает он, – и я тоже. И ты всегда утверждала, что изучать обществоведение – это пустая трата времени, если ты изучил основы.
Я разочарована.
– Вот как. Я люблю чай с пузырьками. Мне казалось, я должна была любить его. Но если Рауэн он не нравился, то почему нравится мне?
– Это не страшно, – говорит он, и мне кажется, он отчаянно пытается поддержать мое радостное настроение. – Ты все еще рисуешь?
Я в замешательстве.
– Рисую? Я никогда не брала кисть в…
Прежде чем я успеваю расстроиться из-за громадной пропасти между моей прошлой жизнью и нынешней, он хватает мою руку, улыбается мне, его улыбка точно такая же, как моя, и говорит, пытаясь меня растормошить:
– Рауэн, не стоит стесняться того, что с тобой произошло! Это не твоя вина.
Я по-прежнему плачу, но в моих слезах смешиваются отчаяние и радость. Я плачу по тому, что потеряла… и по тому, что нашла.
– Но я хочу вспомнить тебя.
И себя. Я хочу этого очень сильно, но просто не могу! Я даже маму не помню. Ларк сказала мне, что она умерла, но в моей голове другая женщина – моя мама. Мне кажется, что я схожу с ума. Я хочу развернуться, но он сжимает меня в крепких уверенных братских объятьях.
– Прости меня, Эш.
– Не извиняйся. Мы снова вместе. Это самое главное. Скоро сюда придет Флейм, она сможет осмотреть тебя и понять, можно ли исправить то, что с тобой сделали в Центре. Немножко удачи – а также почти сверхъестественные способности Флейм – и возможно, ты сможешь вспомнить все.
Ларк отошла в сторону, сочувственно наблюдая за нашей семейной встречей, давая нам немного времени побыть вдвоем, чтобы воссоединиться. Теперь она снова рядом с нами.
– Ты вспомнила имя Эша. Хорошее начало и добрый знак, как мне кажется. Все здесь. – Она стучит пальцем по голове. – Только надо разблокировать это.
– Но сейчас, – говорит Эш, – тебе надо осмотреться. Вдруг это поможет что-нибудь вспомнить?
Эш берет мою руку, и Ларк держит за другую, мы выходим из пещеры, куда мы впервые попали, на балкон.
Я смутно осознавала, что мы очень высоко (ну, высоко для подполья) и что вдали была какая-то декоративная листва. В Эдеме повсюду искусственные деревья. Поэтому, когда краем глаза я заметила дерево, я не особо удивилась. Все внимание было отдано Эшу.
Сейчас они ведут меня на балкон – нависающий карниз высоко над обширной открытой пещерой, которая окольцована несколькими рядами дорожек и лестниц.
Я осматриваюсь и судорожно втягиваю воздух.
Пещера огромна, может быть, такая же большая, как и весь кампус «Дубов». Внизу я вижу смеющихся и болтающих людей, маленькие палатки в прозрачных тонах с вывесками, рекламирующими товары – одежду, обувь, конфеты – как на ярмарке. Я вижу длинный ряд столов и людей, выкладывающих еду, – праздник! Некоторые довольно удивительные ароматы доносятся прямо сюда, наверх, некоторые мне совсем не знакомы.
Но вверху… ух ты! – потолок зала выглядит как огромный, многогранный алмаз. Каменная арка над нашими головами усеяна кристаллами всех возможных оттенков пурпурного и розового, золотого и серебряного. Она сияет искусственным лунным светом. Она настолько красива, что я чувствую приступ счастья и надежды. Возможно ли, чтобы такая красота, неизвестная и невиданная, существовала глубоко под Эдемом? Эдем должен быть раем, но это место уже сейчас кажется землей обетованной.
А затем я вижу дерево.
На самом деле вижу.
Оно огромно, невозможно не
