Нас учат боготворить природу и потерянную окружающую среду, и все же на поверхности каждое наше действие противоречит природе. Только здесь, внизу, люди жаждут жить так, как должен жить наш вид.
Мое сердце разрывается от того, что это так неполноценно, что они не могут жить в лесах среди деревьев, настоящих фруктов, бесконечно танцевать, бегать и играть.
И мое сердце поет от того, что я теперь часть их.
Здесь не так суетно и громко, как на тех диких вечеринках, на которые я обычно хожу, но от этого я еще счастливее. Я плотнее прижимаюсь к Эшу – не хочу никогда упускать его из вида – и Ларк, но люди по-прежнему подходят ко мне и говорят о пустяках, которые мне почему-то кажутся очень милыми. Я думаю, что Ларк предупредила их, что не стоит много ждать от меня. Я улавливаю скрытые вопросы в их милой болтовне, и я рада, что они слишком вежливы и не задают мне вопросов о том, что им действительно любопытно.
Когда я зеваю три раза подряд, Айрис замечает это с дальнего края стола и уводит меня.
– Она вернулась, чтобы остаться, – говорит она окружающим меня людям. – У вас будет полно времени, чтобы вновь познакомиться. Пора уставшей девочке отправиться в кроватку.
Если честно, то я об этом и не думала еще. Мне казалось, что я и Ларк сегодня вернемся в «Дубы». Но когда Айрис, Ларк и Эш проводят меня до комнаты, я понимаю, что не хочу никуда уходить.
Айрис толкает дверь, и я вхожу в комнату без углов. Хотя она не совершенно круглая, но почти. Стены каменные, резные, и мастер оставил стены гладкими, но немного неровными, так что это выглядит почти как естественное образование. Кровать с зелеными простынями, закуток с ванной. На кровати стоит незастегнутый рюкзак. На подушке лежит сильно потрепанное животное.
– Ух ты! – кричу я, хватаю и прижимаю маленького шимпанзе к своей щеке. Я оборачиваюсь и вижу, что у Эша бегут слезы.
– Ты помнишь его? – спрашивает он с надеждой. – Бенджамина Бананаса?
Я всматриваюсь в маленькую милую пушистую мордочку шимпанзе и ничего не помню, но когда я снова прижимаю его к себе, он оказывается до невозможности родным.
– Ты очень любила его, когда была маленькой, – отвечает Эш, и я киваю. Я не говорю этого, но я знаю, что буду спать с Бенджамином Бананасом сегодня ночью.
– Ну что ж, мы оставим тебя на ночь, – говорит Айрис, легко обнимая меня.
– Не боишься ночевать одна? – спрашивает Эш. – Я могу остаться. Но я живу в соседней комнате, если я тебе понадоблюсь.
– Все будет хорошо, – отвечаю я. Мне нужно побыть одной ненадолго, чтобы весь поднятый восторг и смущение осели в моем сердце, теле и сознании.
Они уходят, и на секунду я чувствую себя до боли одинокой и уже собираюсь позвать их обратно. Но я знаю, что они прямо за дверью. Все они. Мои друзья, моя кровная семья. И моя семья вторых детей.
Мне казалось, что я долго не засну, размышляя надо всем произошедшим, но как только голова касается подушки, я чувствую, как плывет мое уставшее сознание. Моя последняя мысль: а где был Лэчлэн[13]? Почему он не пришел?
Его отсутствие причиняет боль, я не знаю почему.
Но мне кажется, я догадываюсь.
12
Странное ощущение возникает сразу, как только я просыпаюсь, или за секунду до этого. Когда балансируешь на грани сознания, все может показаться таким простым. Этим утром я просыпаюсь счастливой. Никаких других ощущений – только счастье. Я даже не задумываюсь о том, почему я счастлива, не вспоминаю, кто или что делает меня счастливой. Я задумываюсь о том, кто я. Я могу быть кем угодно: девушкой или песчинкой. Знаю одно – я счастлива.
Я лежу в удобной кровати, укутанная в прохладную простыню, и позволяю этому ощущению охватить меня. Я знаю – долго оно не продлится, и я хочу насладиться им. Но осознание мимолетности этого мгновения разрушает волшебство. Слишком быстро реальность врывается в мою жизнь.
Вот удивительно: я по-прежнему счастлива.
Я должна сходить с ума от беспокойства, смущения, страха. Администрация школы, должно быть, сообщила о моем отсутствии. Представители Центра уже наверняка ищут меня. Не говоря уже о том, что я отчаялась разобраться в том, кто я. Но пока я лежу в кровати, я думаю о хорошем. Эш. Ларк. Дерево. Дружелюбное поселение вторых детей.
Среди прочего я думаю о Лэчлэне…
Как только я отгоняю эту мысль, раздается стук в дверь.
– Входите, – кричу я.
Ларк толкает незапертую дверь, влетает и валится на мою кровать. Ее сиреневые волосы растрепаны, а лицо сияет. Она невероятно прекрасна сейчас.
– Я ждала, сколько могла! Я тебя разбудила? Ты хорошо спала?
Я рассмеялась.
– И да, и нет! Я спала лучше, чем… скажем, чем последние шесть месяцев, по крайней мере. Пока я была Ярроу. Что сейчас происходит?
– Все собираются на завтрак, но не официальный. Большой стол, можешь брать все, что хочешь. Сегодня ты не накрываешь, но через какое-то время ты будешь помогать готовить, накрывать, убирать. Хотя ты уже и так сильно помогла Подполью тем, что осталась жива! Тем, что вернулась! Каждый второй ребенок, которого мы спасаем, – это удар по Центру и их политике. И может быть, в зависимости от того, сколько ты вспомнишь, ты сможешь помочь еще больше. Всему Эдему.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ты была в Центре. Там, где никто из нас не был. Возможно, что ты видела или слышала что-то, о чем, как они надеялись, ты не вспомнишь. Секреты. Если Флейм[14] сможет разблокировать твою память, Рауэн, возможно, она сможет восстановить и все твои воспоминания. Ты узнаешь, что они с тобой сделали. И, что более важно, ты узнаешь, зачем они это сделали.
– Знаешь, об этом я еще не задумывалась. Меня слишком интересовало что, чтобы задумываться о почему. Мне казалось, это наказание за то, что я второй ребенок.
– Тогда почему просто не убить тебя? – спрашивает она, и я вздрагиваю. – Или навсегда засадить тебя в тюрьму? Или, если уж они захотели увеличить население на одного человека, просто не внедрить тебя так, что никто не заметит? Зачем создавать эти трудности и устраивать тебя в лучшую школу Эдема? Делать тебя богатой и успешной? Дочерью, черт бы ее подрал, шефа разведки!
– Должна быть причина, – отвечаю я, – но какая?
– Ты особенная, – говорит Ларк.
Я улыбаюсь.
– Рада, что ты так думаешь! Но вряд ли они с этим согласятся.
Она наклоняется вперед, чтобы погладить мой локон.
– Любой бы посчитал тебя особенной, Рауэн.
На долю секунды у меня мелькает горькая мысль. Это Рауэн особенная, а не я. Меня создали, я – эксперимент.
Я повторяю последнюю мысль
