– Нет, так не пойдет, – говорит он уверенно. Он кладет руку мне на затылок и прижимает всем телом. – Мало времени. Мало тебя. – Он снова долго и нежно целует меня. – Обещай, что ты останешься жива.
Почему-то я не могу просто ответить «обещаю», не хочу заверять его в этом. Я не могу, потому что это выше моих сил.
– Я обещаю постараться.
– Ты должна жить, Рауэн. Я не могу снова потерять тебя. – Его глаза блестят. – Останься с детьми.
– Нет, – говорю я. – Я остаюсь здесь, чтобы бороться.
– Детям нужен взрослый. Если всех схватят, они останутся одни.
Я медлю минутку, и минута слишком затягивается. Поздно.
Зеленорубашечники прорываются сквозь оборону Подполья. Они заполняют собой все пространство пещеры. В то время как вторые дети в смятении носятся туда-сюда, застигнутые врасплох, закрывая бреши в колоннах, зеленорубашечники выстраиваются сплоченными рядами, прикрываясь щитами и держа в руках мощное оружие.
Они открывают огонь, и вторые дети валятся на землю. Слышны их стенания, вопли, проклятия. Воздух вокруг наполняется дымом и едким запахом из их пистолетов.
– Забирайся на дерево, Рауэн! – кричит Лэчлэн.
Я не знаю, хочет ли он, чтобы я забралась на дерево, чтобы спастись, или заняла ту позицию, которую он мне прежде показывал. Я просто следую приказам, кладу пистолет в карман и начинаю карабкаться.
Вскоре я добираюсь до высокой ветки с хорошей точкой обзора. Укрытая листвой, я прижимаюсь к широкой ветке и выбираю цель. Повсюду тела. Несколько зеленорубашечников падают, их кровь медленно сочится на землю у корней дерева. Но гораздо больше тел вторых детей, разбросанных повсюду. Они лежат без движения, но я не вижу крови.
Другие зеленорубашечники стоят поодиночке, спокойно, отдают приказы, и я, возможно, смогу снять одного из них. Но я не очень подготовлена, чтобы так метко стрелять. Подо мной появляется еще больше бойцов, они собирают кричащих детей. Методично они утаскивают их прочь.
– Нет! – кричу я, но мой голос тонет в общем шуме. Они не убивают детей. Не думаю, чтобы хоть кто-то был убит. Крови нет. Они парализовали всех.
Это хуже, чем я могла представить. Смерть ужасна сама по себе. Но они хотят взять нас живьем.
Чтобы ставить эксперименты.
Мне представляется Рэйнбоу, у которой из глаз торчат иглы, провода, уходящие в ее мозг. Я предвижу, как эта отважная и сильная личность превращается в кого-то омерзительного.
Я не могу допустить этого. Я соскальзываю с ветки и карабкаюсь вниз. Меня переполняет такая ярость, что я готова голыми руками схватиться с любым зеленорубашечником. Я похожа на самку, защищающую своих детенышей.
Я вижу Лэчлэна, который все еще сопротивляется. Он использует дерево как прикрытие и стреляет по трем зеленорубашечникам. Пистолет Лэчлэна может убить, но они вооружены гораздо лучше. Некоторые из его пуль достигают цели, но они просто отступают назад, а затем продолжают путь.
Мне нужно добраться до него. Помочь ему. Но я все еще в двадцати футах над землей.
Он выходит из укрытия, чтобы получше прицелиться. Именно в этот момент зеленорубашечник, которого он не видел, открывает огонь с фланга. Тело Лэчлэна застывает, замирает и обмякает. Внезапно у него подкашиваются ноги, и он падает на землю.
23
По-моему, героев в этом мире не существует. Либо они появляются ненадолго. Аарон Аль-Баз, которого все в Эдеме почитают как героя, был массовым убийцей, который искоренил человечество в попытке спасти планету. Герои предают. И герои сдаются. Ларк, самый смелый человек из тех, кого я знаю, погибла во время глупой затеи, по неосторожности. Еще один герой исчез. Сейчас зеленорубашечники тащат Лэчлэна мимо десятков прочих вторых детей – мужчин, женщин, стариков, – которые лежат парализованные. Или мертвые, не могу сказать точно. Крови нет, но их тела кажутся безжизненными, глаза уставились в одну точку. Лэчлэн готов был умереть ради Подполья. Сейчас он умрет, Подполье тоже умрет.
А я? Стану ли я героем? Мне хочется спрыгнуть с дерева на спину ближайшего зеленорубашечника, пристрелить его, выцарапать ему глаза, вырвать из него жизнь за то, что он осмелился покуситься на мирное убежище. Мне хочется быть такой же жестокой, как и они, такой же безжалостной, как Центр. И если бы мечты и намерения могли приводить к успеху, то я бы стала героем.
Но я не хочу тратить свою жизнь впустую. Какая-то часть меня стремится только к этому. Ларк больше нет, Лэчлэн в плену… ради чего мне жить?
Эш, понимаю я. Я не вижу его среди захваченных.
Дети, спрятанные в корнях величественного дерева.
Я наблюдаю, как бесчувственное тело Лэчлэна тащат прочь, и гадаю: если бы ситуация была обратной, кинулся ли он меня спасать? Нет, он бы защищал детей. Он бы знал, что нет ничего постыдного в том, чтобы спрятаться или убежать, вместо того чтобы сражаться, если это единственный способ спасти невинных.
А потом, когда дети были бы спасены, он отправился бы за мной.
– Держись, Лэчлэн, – шепчу я одними губами. – Выживи. Клянусь, я приду за тобой.
Пол пещеры опустел, когда последнее бесчувственное тело второго ребенка утащили прочь. Хотя в коридорах и комнатах над нами еще кипит схватка. Звук выстрелов с нашей стороны бесконечным эхом отражается от стены, вторя приглушенным звукам парализаторов зеленорубашечников. Я спрыгиваю к корням и тихонько крадусь за деревом. Дети пока в безопасности, поэтому мне надо найти Эша.
Наверняка он все еще в палате, набирается сил. Я надеюсь, что он набрался их достаточно, чтобы идти, а еще лучше – бежать. И просто отлично, если он сможет держать в руках пистолет.
Искусственное солнце, продолжая свой ежедневный цикл по кристальной крыше, склоняется к закату. Угасающий золотистый свет отбрасывает длинные тени на землю, ветви отражаются на пустом полу. Я пользуюсь этим преимуществом, проскальзывая по самым темным местам, пока добираюсь до лазарета. Никем не замеченная.
Я толкаю дверь и вижу… пустую комнату.
Его схватили? Или у него хватило сил, чтобы сбежать? Кровать, на которой он, скорее всего, лежал, скомкана, простыни отброшены в сторону. На подушке пятно крови. Это следы после трахеотомии или новой раны? Я обыскиваю комнату в поиске других улик, но ничего не нахожу, кроме нескольких кроватей, которые, похоже, покидали в спешке.
Я в растерянности! Отправиться на его поиски, рискуя быть схваченной? Рискнуть и оставить детей одних под деревом? Они отважны, и у них хватит сил, но что они будут делать совсем одни, если за ними никто не придет?
Когда я направляюсь к двери, все еще в замешательстве, за меня решение принимают зеленорубашечники. Я слышу, как несколько появляются за дверью, топая тяжелыми ботинками.
– Ты видел их глаза? Ужас, правда?
– Противоестественные, – говорит другой. – Как будто они и не люди вовсе.
Слышится топот еще одной пары ботинок, и я решаюсь выглянуть сквозь трещину в двери.