— Quem é você? — глядя чуть снизу.
Тот мотает головой.
Ага, наверное, иностранец.
— Você fala português?
Незнакомец корчит гримасу.
Тянется и отнимает у нее сигарету.
Показалось, что он возмущен, как щепетильный отец, и вот-вот начнет ругаться. Вместо этого, он сам затянулся. В уголках глаз побежали добрые паутинки.
Липнет взглядом к фиолетовым губам.
Ну наглец!
Что дальше?
Мужчина возвращает сигарету.
Хорошо.
Курят на двоих.
Он улыбается, уже как-то иначе, интригующе.
Да, это какая-то игра. Без правил, сбивает с толку. И то, как он смотрит — отрывает от земли. Обволакивающий, исследующий взгляд, полный восхищения, будто впервые видит женщину.
Парочка изучает друг друга. Без всяких слов: через улыбку и поочередное прикосновение губами к сигарете.
Мулатка подает легкий кивок, выражающий: «Ты мне нравишься».
Незнакомец склоняет голову. В его глазах читается: «Ты мне тоже».
Оба смеются.
Мужчина становится рядом, так близко, что ощущается жар его груди. Нюхает лиловый цветок в волосах. Девушка закрывает глаза.
Куранты отбивают двенадцать. Два миллиона силуэтов ликуют, ведут дружный отсчет. Людское многоголосие вибрацией проходит через диафрагму.
Дыхание незнакомца у виска.
Уже в районе щеки.
Так нежно. Безопасно.
Тает карамель.
Забыть все.
Небесную простыню сотрясают вспышки. Фейерверки взрываются так ярко, что чувствуется вкус фруктов.
Девушка в объятиях незнакомца, стоящего позади. Облокотилась на него, положив затылок на крепкое плечо.
Салют хлопками расчерчивает пышные узоры. Сначала откуда-то из черноты вертикально взлетают головастики, шевеля хвостами. Затем на их месте набухают бутоны пионов. Все небо становится расшитым в пышный арабский ковер.
Краем глаза она замечает Габи. Тот радостно кивает, показывая большой палец. На лице неописуемое счастье. Бразилец высовывает язык и облизывает палец по всей длине. При смущенно отворачивается, щеки горят. Вот же дурила!
Жарко. В теле копится щекочущее напряжение.
Сбросив лишнюю одежду, они протиснулись глубоко сквозь толпу и вошли в океан, тоже заполненный людьми. Сначала голени ощутили влажную прохладу. Затем накатила волна, и легкое платье сделалось прозрачным, проявив темные соски.
Оторвав ступни от песчаного дна, мулатка обвилась вокруг партнера.
Незнакомец удерживает ее в руках. Целует.
— Pare… — шепчут дрожащие фиолетовые губы, — temos que parar.
Тут же она ощутила горячее проникновение, сладкое, скользкое и приятное. И окончательно обезумела. Вцепилась ногтями, словно мокрая кошка на стволе дерева. Крепче обхватила ногами, стиснула мышцы в борьбе с партнером, пытаясь раздавить его, убить, покусать, сломать кости. Но резко сдалась, расслабив бедра и отдаваясь пленяющему потоку. Мягкие ягодицы сели в горячие мужские пятерни. Ноги выпрямились и тянутся вперед, будто она раскачивается на качелях. Глотает воздух комками. Давление внизу живота усиливается, схватывает дыхание.
На миг, в кипящем безумстве, девушку пронзила холодная вспышка, хлопок, волнение, от встречи с пугающей неизвестностью, как в дождливый день, на кладбище, под плотный занавес ледяных струй, где она стоит с сырыми и колючими как чешуя волосами, пахнет порохом, скорбью и покрытой лаком древесиной, а новенький гроб медленно погружается в дыру, на дне которой пузырится дождливая грязь, бурлящая чернота оттенка бычьей крови, навсегда пожирающая жениха, убитого двумя подростками, серией револьверных хлопков, от первого из которых разлетелись голуби, и пуля застряла в плече, а последняя насквозь пробила скулу, словно рыбью кость.
Накатила сладкая лавина, обнулив чувства и воспоминания.
Настырные волны толкаются.
Прическа впитала соль, кончики волос затвердели, путаются, водорослями прилипают к коже. Девушка водит сырым подбородком по плечу, утыкается носом в упругую шею. Прерывисто дышит.
Вдруг она понимает, что под ягодицами больше нет рук партнера, и никаких качелей, и ничего под ней нет, кроме жидкой глубины. Сама она тоже не держится — руки висят двумя отсыревшими прядями. А ее тело, по которому от каждого толчка пробегает напряжение, вся она целиком нанизана на горящую пульсирующую жилу.
Густую грудь обдало жаром, сосочки скрутило. Хочется кричать, но воздуха нет. Девушка летает над пропастью как податливый пух. Не за что ухватиться. Вокруг пустота. Кости вспенились, плечи легче хлопка. Ее расщепляет, наматывает по ниточке на палку как сахарную вату. Липкая невесомость.
Простонав, мулатка обмякла. Непроизвольно вздрагивая, покачивается шифоновой тряпкой на прозрачных спинах. Руки, ноги, все окончательно утекло в океан. В ушах потрескивает таящая пена.
Пенное шипение сменяется далеким, постепенно нарастающим гулом: раскатистый гром, грохот возмущенных волн, уткнувшихся в стену.
Девушка поднимает ресницы, тяжелые от соли и наслаждения. Длинные волосы, как охапка сырой травы, облепили лицо. Взгляд постепенно пробивается через густое переплетение черных нитей и, бросившись вперед, упирается в заграждение.
Совсем рядом. Прямо из океана. Выросла стена.
Ч-то это?
Она судорожно карабкается взглядом по каменной преграде, все выше и выше. Стена переходит в квадратную башню с узорчатым орнаментом. Подсвеченная прожекторами, расписная вышка устремляется в пропасть ночного неба, так далеко, насколько удается поднять взгляд. И там, на самой верхушке, мерцает луч света, убегающий лазером за горизонт.
* * *Длинный кремовый автобус рассекает пустынные улицы, входит на скорости в повороты. Автобусы в Рио по ночам летают как чайки. Именно летают, словно в них вселился злой демон. А те, что под номером шестьсот двадцать четыре — самые пикирующие. Насквозь пропитаны безумием, от дворников до выхлопной трубы, и остается только чертыхаться.
На поворотах девушку прижимает к незнакомцу. Тот обнимает, ласково поглаживая ее волосы.
Как странно. Человек этот такой близкий, но она до сих пор даже не знает имени.
Вот так, ничего не понимая, как можно меньше, ее подбрасывает в невесомость.
Больше, чем говорить, иностранец предпочитает молчать. Она это уже поняла. Но молчит он не так, как молчат люди, и это рождает неловкость. Нет. Молчание является частью многословной игры. Всякий раз, обращаясь к нему, При слышит: «Você tem que fechar os olhos». Он говорит по-португальски чуть-чуть, с акцентом. Девушка повинуется — закрывает глаза. И будто не закрывает: тут же подхватывает поток, лишая контроля.
Иностранец делает все, чтобы она потерялась. При немного противится этому, но недостаточно сильно.
Вот, сейчас он продолжает смотреть, и этот взгляд побуждает чувствовать, заявляя: «Ты особенная, и ничего в мире больше не существует». Этот взгляд умеет дотрагиваться. И сейчас, ой, он плывет по губам. Пробует на вкус, окунается и резвится, разбрызгивая сиреневые капли.
Девушка пытается сдержать движение губ, но те, непослушные, сгибаются в улыбку.
Вот как он это делает? Всегда на шаг впереди.
В окне проносятся фонари, ускоряются и ускоряются, словно водитель вышел на финишную прямую. Белый свет ламп сливается в непрерывную линию. Становится светло, как днем.
Вдоль дороги растут пальмы. Проплывают белые дома с плоскими крышами, с некоторых свисают ковры. Какая красивая фавела!
Автобус притормаживает на светофоре. Рядом останавливается такси.
Как странно. Никто по ночам не тормозит на красный. По ночам в Рио светофоры как бы не существуют. И все это понимают, опасно же ночью стоять на светофоре!
