– Кому то в самом ближнем окружении хана была невыгодна эта правда.
– Вот то-то и оно.
– Плохо дело, – помрачнел Злат.
– Тебе что за горе? Особенно теперь, когда хан со своими придворными интригами из Сарая съехал и, похоже, надолго?
– То и горе, что завтра ждёт меня суд. Да не с кем-нибудь, а с посланцами самого Могул-Буги. Я с ними сегодня немного поругался. Только дело не в том. Я за ханской пайцзой, как за коваными воротами. Им Касриэль надобен. Видимо, очень сильно, коли прискакали в страшной спешке. Самое хреновое – непонятно чего им надо. Дело может на поверку яйца выеденного не стоить, а может и так обернуться, что головы лишишься. Сам только что рассказывал, как пленники, которых к самому хану везли, возьми, да и помри в дороге.
Касриэль засопел. Ему этот разговор был явно не по душе.
– Могул-Буга брат Тайдулы. Не зря на чело эн-Номана легла тень заботы.
– Плохо, что эта тень легла на моё чело, – наиб в сердцах ударил ладонью по столу, – С самого начала, как увидел я эту клетку с голубями, кольнуло меня в сердце нехорошее предчувствие. Так и пошло. Потянулись ниточки в узелок. – и рассмеялся – Эмир с жёнами меня сейчас ждёт. С рассказом про унесённом джиннами постояльце.
– Зато теперь ты оказался в одной тени с эн-Номаном.
Во дворе раздался шум. Сначала окрик, потом препирательство, после чего дверь распахнулась и карауливший на улице стражник грубо втолкнул закутанного в плащ человека.
– Вынюхивал что-то. Коня оставил на дороге, всё время озирается. В дом не пошёл, а пошёл к лошадям.
– Как раз то, что нужно, – одобрил наиб, поднимаясь из-за стола.
При виде его загадочный посетитель съёжился так, что уменьшился почти вдвое.
– Что ты так заматываешься в плащ, добрый человек? – засмеялся наиб, – Или он у тебя обладает тем же волшебным свойством, что келья на этом постоялом дворе? И ты сейчас исчезнешь, оставив после себя только горстку золы? Он, наверное, потерял свои чудесные свойства, потому что вымок до нитки. Так что ты пока повесь его возле очага – пусть просохнет. Или ты призрак, который боится света?
Стражник воспринял слова наиба, как приказ и толкнул пришельца к огню, так, что тот едва не улетел в очаг. Пламя осветило лицо и Злат громко захохотал:
– Вот теперь, похоже все в сборе! Приветствую тебя, почтенный брат Адельхарт! Было бы просто несправедливо, не появись ты там, где раздалось цоканье копыта копчёной свиной ноги. Как видишь, одни и те же пути обычно приводят людей в одно и то же место.
Нежданный гость не проронил ни слова. Было видно, что он буквально оторопел. Брат Адельхарт заведовал почтовой службой в католической миссии. По его ведомству шли многие тайные дела и его появление после первой стражи на отдалённом постоялом дворе вряд ли было случайным совпадением
– Ты так обрадовался при виде меня, что даже утратил вежливость и почтение? Даже не ответил на моё приветствие. Понимаю. Твой ум занят спешным придумыванием объяснения твоего появления здесь в этот тёмный дождливый вечер. Не трудись. Все и так уже поняли, что тебя сюда привело кощунственное желание втайне от братии полакомиться запретной молодой кониной. Весь Сарай знает, что здесь отменно готовят мясо. А говядинку и баранинку можно есть и у себя в миссии. Только ты зря испугался. Даю тебе честное слово, что я не стану писать донос вашему епископу. За это ты и меня угостишь кониной. Пока мой благочинный не видит. Договорились? Да очнись ты!
От этого окрика Адельхарт так сильно вздрогнул, что присутствующие захохотали. Гость поневоле тоже вымученно улыбнулся и стал снимать плащ.
Без него он словно вновь увеличился в размере: расправил плечи, выпятил сытый живот. Только лицо по прежнему оставалось помятым и напуганным.
– Так что? Пусть Сарабай велит подавать конину? Или тебя привело сюда что-то другое? Тогда выпей горячего медку и поведай нам свою историю. Что может быть лучше в такой унылый осенний вечер? Только сказок не надо. Сегодня даже знаменитый Бахрам рассказывает были.
Злат дружески похлопал Адельхарта по плечу и сам налил ему мёда в большой деревянный ковш.
– У тебя опять пропали голуби?
Недоумение Адельхарта было почти искренним:
– Какие голуби?
– Вестимо какие. Почтовые. Неужто ты у себя в миссии стал уже просто турманов гонять в синем небе? Или тебя отстранили от секретной переписки после истории с дочкой Урук-Тимура?
Адельхарт переменился в лице. Он словно снял маску. Сошёл испуг, губы сжались, а в глазах появился недобрый блеск. Он даже приосанился и расправил плечи. Спокойно сел за стол, уверенно принял ковш из рук наиба и стал не спеша отхлёбывать густой горячий напиток.
– С имбирём, – одобрил, ставя ковш на стол.
– Там много чего добавлено, – поддакнул Злат. И прибавил, – для дорогих гостей.
– Как я понял, ты приехал сюда за тем же человеком, что и я? – повернулся к нему гость.
– Брат Адельхарт, – мягко попенял наиб, – мы, конечно, сидим за столом и беседуем, как добрые приятели. Но, нужно же блюсти простое правило вежливости. Я ещё не получил ответа на свой вопрос, а ты уже задал свой. Или ты всё-таки предпочитаешь, чтобы это был допрос? Наверное ты думаешь, что в этом случае задавать вопросы будешь ты?
– Брат, наверное, крещёный еврей, – встрял Касриэль, – Отсюда и привычка отвечать вопросом на вопрос.
Адельхарт примирительно улыбнулся и развёл руками, словно сдаваясь:
– Мне нечего скрывать от тебя, Хрисанф Михайлович, – он подчёркнуто обратился к наибу по его христианскому имени, которого в Сарае, обычно, никто не употреблял, да почти никто и не знал, – Ты же понимаешь, что я сам только пешка в чужой игре, – Помолчал и добавил, – И меньше всего хочу, чтобы мне свернули башку по милости, какого-нибудь паука, который плетёт свою сеть за сотни дней пути отсюда.
– Ты, видно, сильно зол на этого самого паука.
– Зол!?
Монах, размахнувшись, ударил кулаком по столу и вскочил. Лицо его побагровело так, что в неровных отблесках пламени стало казаться чёрным. За его спиной взметнулась огромная тень, и сам он на миг стал похож то ли на страшную птицу, то ли на самого ангела смерти.
– Зол!? Я мирный человек, я давал обет послушания и смирения, но, клянусь всеми святыми, я бы задушил сейчас его собственными руками! – Адельхарт вытянул свои маленькие холёные ладошки, и несколько раз хищно сжал и разжал длинные тонкие пальцы.
– О чём думал этот старый вонючий козёл папа Иоанн, когда восемь лет назад объявлял крестовый поход против Золотой Орды? Ему было наплевать, что здесь полно подданных его святого престола, что здесь полтора десятка миссий, множество священников и новых прихожан. Конечно хан Узбек, который именует себя султаном, защитником ислама и при этом кропит кобыльим молоком войлочных кумиров, во сто раз умнее, терпимее и гуманнее всех этих напыщенных олухов, бесконечно твердящих о святости. Он помочился на эту папскую буллу и очень жаль, что не достал при этом до самого папы. Но ведь сам кагорский ублюдок об этом не знал. Тем более, что сам он, окажись на месте Узбека, уж будьте уверены, отыгрался бы не только на его подданных, а на всех бедолагах, что так или иначе попались бы под руку.
Адельхарт сел, выругавшись на непонятном языке, который показался Злату отдалёно знакомым и он навострил уши. Монах отдышался и продолжал уже спокойно:
– Ладно бы про нас просто забыли. Большие люди – большие заботы. Так нет! Это авиньонское пугало всё рассчитало. Если бы татары нас тогда сгоряча перерезали – это было бы ему только на руку. Можно было бы поднять вселенский вой о гонениях на христиан со стороны безбожных язычников, об угрозе всему христианскому миру, призывать на каждом углу к спасению веры и собрать под шумок с одураченных олухов ещё возов двадцать денег. Вот уж тогда с крестовым походом против Золотой Орды можно было бы носиться до бесконечности, как дураку с той расписной торбой.
Адельхарт неожиданно рассмеялся:
– Да ещё потом неплохо зарабатывать, объявив всех перебитых татарами
