Бахрам помолчал и продолжил:
– Мы не знаем причин происходящего. Поэтому оно страшит нас своей непредсказуемостью. Возможно, когда мы узнаем их, то окажется, что это был всего лишь грохот пустого медного котла. В противном случае знание поможет нам вооружиться для встречи с опасностью.
– Ты мудрый человек, старик, – почтительно молвил Адельхарт после недолгого молчания, – С твоей головой тебе бы быть визирем, а не сказочником.
– Ты путаешь мудрость с умом. По настоящему мудрый всегда выберет удел сказочника.
Бахрам засмеялся и добавил:
– Удивительно, но сегодня я уже второй раз произношу эти слова.
– Пусть расскажет! – не утерпел Илгизар.
– Со своей стороны добавлю, что, если история окажется интересной, то рассказчика ожидает хорошее вознаграждение, – прибавил Касриэль.
Злат обвёл взглядом присутствующих и рассмеялся:
– Делать нечего. Коль замешался в драку, хочешь – не хочешь, бей! На чём ты остановился? Как приехал человек со свиной ногой в мешке?
– Ты слишком много внимания уделяешь этому копчёному окороку. А что бы он значил, если бы у этого человека не было письма из Авиньона. Из канцелярии самого папы? Вот только теперь я начну издалека, – Адельхарт улыбнулся сказочнику, – Мне очень понравилась твоя история про обсерваторию и медный котёл.
– Пустой медный котёл, – наставительно поправил Бахрам, – Пустой. У чернокожих зинджей, которые живут у самого подножия гор Каф, есть поговорка: «Громче всего гремит самый пустой барабан».
– В здешних краях говорят «Две бараньи головы в одном котле не сварить». Хорошая пословица. В вечерних странах с давних пор идёт борьба пап и императоров. Борьба за власть над христианским миром. Война есть война. Кто не с нами – тот против нас. Остаться в стороне не удаётся никому. А у войны есть ещё один закон: враг моего врага – мой друг. Так и пошло. Стоит каким двум князькам, где-нибудь в захолустье поссорится, как сразу один оказывается за папу, другой за императора. Тут начинает действовать ещё один закон: друг моего друга – мой друг. Если смотреть на это с берега нашей реки, оно вроде слишком далеко. Хотя и здесь грызутся, не на жизнь, а на смерть, генуэзцы с венецианцами. А где грызня, там друзья друзей, враги врагов. А ещё враги друзей, друзья врагов.
Адельхарт хитро подмигнул наибу:
– Вот тебе и первая ниточка. С кем дружбу водит этот самый Могул-Буга?
– С венецианцами, вроде. Говорят Тайдула хана на договор с ними уговорила. Так пойдем по этой ниточке?
– До узелка дойдём и запутаемся. Давай другие ниточки поищем. Та, которая от свиной ноги тянется. ведь самая крепкая. Не зря я с неё начинал. Помнишь как дело было? Я расскажу, как оно с моей колокольни выглядело. Хоть меня и не посвящают во все тайны, а мимо меня никак. Голубиная почта в миссии под моей рукой. Хоть я и не ведаю, обычно, что за послания птички приносят-уносят, и не всегда можно тайно нос сунуть в чужие секреты – послания часто шифруют, но догадаться кое о чём можно. Тем более что часто и самому дают тайные поручения такие, что уши заказчика за лигу торчат. Так было и на тот раз. Потому как это самое письмо из Авиньона адресовалось лично мне. С печатью самого святейшего папы Иоанна и предписанием немедленно сжечь его по прочтении. Хотя было оно самого безобидного содержания. Просто оказывать его подателю всякую потребную помощь. Только он, к моему удивлению, сам в Сарае оказался, как рыба в воде. Поселился в ясском квартале, похоже у него там уже были знакомые. Потом верные люди мне сказали, что у него знакомцы среди черкесов завелись. Что он хотел мне было неведомо. Про свиную ногу ведь я тогда ещё не знал. Только я сразу заподозрил неладное.
– Почему?
– Незадолго до этого появился в Сарае ещё один человек. Служил он у генуэзцев в конторе. Того самого торгового дома Гизольфи. Обычное, вроде, дело. Приехал из Азака, обычным путём. Привёз с собой охраняемый сундук, в каких обычно деньги возят. И письмо. Догадался откуда?
– Из Авиньона?
– То-то и оно. Из папской канцелярии. С просьбой оказывать всякое содействие. Потому как был он посланцем торгового дома Барди – банкиров самого святого престола. Этот, кстати, никаких подозрений не вызывал. Пьянствовал и по бабам таскался. Здесь ему и помощь никакая не нужна была. Непонятно было только зачем его сюда прислали? Он ведь явно ждал чего-то. Чем кончилось сам знаешь.
– Я то знаю. Но мы ведь договорились, что ты будешь всё описывать со своей колокольни.
– Честно сказать, я сам всё понял только тогда, когда к нам привезли хоронить убитого. Я сразу его узнал. Тело привезли поздно вечером, я увидел его только утром. Для меня это было очень большой неожиданностью. Перед этим ведь весь Сарай гудел, что некий чужеземец оскорблял мусульманок, а потом кощунственно бросил им во двор свиную ногу. А потом его нашли убитым. По описаниям это был как раз тот, что служил дому Барди. И вдруг я вижу совсем другого человека, да ещё того самого посланца из Авиньона. Внимательно осмотрев тело, я увидел, что он ещё был и переодет в одежду того самого незадачливого гуляки, значит хотел выдать себя за него. Вся интрига оказалась, как на ладони. В ту ночь ведь был большой мусульманский праздник и совершить такую выходку со свиной ногой, означало вызвать самое сильное недовольство верующих. Виновника тоже искать не надо – генуэзцы. Ловко придумано. Кому на руку тоже понятно. Венецианцы.
– Как-то у тебя всё больно гладко получается. Ты, выходит здесь совсем и не при чём.
– Хочешь верь – хочешь не верь, но я ведь и знать не знал даже, что он эту свиную ногу с собой привёз. Одно только мне было во всей этой истории непонятно. Письмо из Авиньона. Это был папский посланец. Зачем святому престолу так лезть в венецианские дела? До сих пор те сами хорошо справлялись.
– В самом деле зачем?
Адельхарт развёл руками:
– Здесь ниточка и обрывается. Самое странное, что свинью эту он подложил другому человеку, тоже с папским письмом.
– Ты забыл, что тому другому свинью подкладывал не только он.
Монах замотал головой, словно отгоняя обвинение:
– На меня зря думаешь. Я в эту историю влип только когда этот самый Санчо, как звали лоботряса из дома Барди, попросил у меня голубей. Вот тогда я и узнал, что у него шашни с любимой дочкой самого Урук-Тимура, ханского сокольничего. Бес меня и попутал.
– Бес?
– Зря что ли говорят, где чёрт не сладит, туда бабу пошлёт. Поначалу просто показалась заманчивой мысль окрутить дочку видного татарского эмира с нашим человеком. Окрестить, обвенчать – всё чин по чину. Влезть в семью человека, который стоит у самого Золотого престола. Дал знать архиепископу в Крым. Потом, когда стало ясно, что Урук-Тимур дочку за чужеземного голодранца не выдаст, появился план уговорить её бежать.
– Говори, как есть – выкрасть обманом.
– Это уж как вышло. Я же говорю – бабы. Нашёл я для этого дела одну потаскуху – ту самую Минсур, которую ты поймал. Где мне было знать, что она водит дружбу с той самой Шамсинур, которая, как оказалось сама спуталась с этим посланцем, затеявшим шутку со свиной ногой? Да ещё грабители сюда встрянут? Только эта история нам ниточкой вряд ли послужит. То ли дело сам этот Санчо. Точнее,
