– То ты для поля прибереги. И учти, потом все вернете.
Н-да-а. Вот уж чего не ожидал. Надо же, не меньше двух десятков револьверов под унитарный патрон. Тех самых, что зовутся «бульдогами». Дорогое оружие, как и боеприпасы к нему. Они в буквальном смысле этого слова на вес серебра. А тут нате вам. Хм. Да еще и глушители имеются.
И вообще, тут много чего из продукции Замятлинского оружейного завода. Вон духовушки стоят. На всю роту лешаков – четыре десятка, а тут пожалуйте – дюжина выстроилась в ряд. А рядом вполне себе недорогие гладкоствольные мушкеты.
– А что это у тебя такая пересортица? – кивая на полки и пирамиды, поинтересовался Александр у каптенармуса.
– По задачам и оружие. Каждый раз в Замятлино не набегаешься. Ну что у тебя, Федор?
– Выдай ему девять «бульдогов» с глушителями. Пользоваться-то все умеют? – это уже к Александру.
– Ты на этот счет не переживай.
– Лады. К ним по две дюжины травматических патронов и столько же боевых.
– Это что за патроны такие? – удивился Александр.
– Пули у них кожаные, и навеска пороха поменьше. Вот ими и зарядите «бульдоги». Удар получается такой, словно кулаком приложили. Если по голому телу иль надето только исподнее, так может и под шкуру залезть. Насмерть такой пулькой прибить – это постараться надо. Но вы все же остерегитесь их пользовать. Только если уж иначе никак.
– Объяснишь?
– А чего объяснять. После того как всадишь такую в кого, ору столько, что хоть ухи затыкай. Шумно очень получится.
– Ясно. А как с дымом? В помещении пару раз пальнешь, и ничего уж не видно. По мне, так лучше духовушки пользовать, пусть они и побольше будут. И кожаной пулькой вполне плюнут.
– Нормально тут все с дымом. Порох в патронах белый, – успокоил Федор.
Угу. Ошибся Александр, не по весу серебра те припасы, а, считай, золотые выходят. Уж больно дорог белый порох. За каждый золотник поди отчитайся. И пользуют его только в гранатах при штурме зданий и укреплений да штуцерники, когда нужно остаться незамеченным. А тут эвон как.
– Гляди, на травматических дульце выкрашено в белый цвет, – наставлял Федор. – Но для вящей верности боевые держите отдельно. Как и говорил Кузьма Платонович, трупы нам без надобности.
– Да понял я уж, – отмахнулся Александр.
– Принимай, – продолжал выкладывать на стол снаряжение каптенармус.
– А это еще что такое?
– Дубинка из толстой кожи, внутрь засыпан песок. Убить такой не убьешь, зато отбить какую часть тела или оглоушить – милое дело, – пояснил Федор.
– Все-то у вас не убий.
– Ну так я же и говорю, ваше дело – ворогу кровь пускать, наше – вязать его в целости и сохранности, – хохотнув, согласился Сбруев.
Когда покончили с разработкой плана захвата усадьбы Борятского, Овечкин покинул дом Карпова в легком закрытом экипаже. Он, конечно, много чего мог себе позволить, но всему есть предел.
Будь здесь Карпов, то и проблем никаких. Чай, и сам боярин. Ну какой патруль, прибежав на шум, станет разбираться, что там и как? Вот он, боярин, которого каждая собака в городе знает и почитает. Дом тоже боярский. Пускай и разбираются меж собой. А их дело маленькое – порядок на улицах города блюсти.
Но Ивана Архиповича нет. Зато есть княгиня Трубецкая, в ведении которой та городская стража и находится. Ну и доверие к ней, как к самому Карпову. Так что никаких сомнений по поводу того, чтобы поставить ее в известность, у Кузьмы не было. Разве что не торопился он с этим.
К Пскову «Окунь» подошел, когда уже стемнело. Весть о том, разумеется, дошла и до княгини, тут же поспешившей на пристань и в госпиталь. Сам Овечкин находился на пароходе, заняв капитанскую каюту, и о нем знали лишь немногие. А потому он сумел незаметно покинуть пристань в поднявшейся суете.
Но теперь, когда все уже готово и оставалось лишь воплотить задуманное, пришла пора навестить и княгиню. В отсутствие Ивана Лиза вместе с детьми всегда проживала в княжеских палатах, на территории крома. Вот туда и направился Овечкин.
– Кузьма Платонович, бог мой!
Лиза, вышедшая к незваному гостю в ночной рубашке и едва запахнутом халате, с нескрываемой радостью бросилась ему на шею. Чем вызвала у Овечкина неподдельную радость и высекла из глаз слезу. Правда, не понять, отчего та мокрота, от радости или от боли. Потому как объятие у молодой княгини было крепким.
– Живой, слава тебе господи, живой. А мы-то испереживались! Похороны такие закатили, что любо-дорого.
– А я вот он, живой, – с горькой усмешкой произнес Кузьма.
– Вот и ладно, что живой.
– Ну это как сказать. Ежели…
– А ты не говори, Кузьма Платонович, – покачав головой, перебила его княгиня. – Чай, теперь-то посчитаешься? – словно говоря, что все понимает, спросила она.
– За тем и прибыл к тебе, Елизавета Дмитриевна.
– Сказывай.
– У шведа в застенках я оказался стараниями иезуитов, а помогал им здесь их змеиный выкормыш, боярин Борятский.
– Уверен? – неподдельно удивилась Трубецкая такому обороту.
– Так ить он в ту ночь говорил со мной, как я с тобой. Купец же Кучеренко в покушении на Ивана Архиповича никоим образом не замешан. Его вообще использовали, только чтобы меня в ловушку заманить.
– Ни его самого, ни его домашних не сыскали.
– А как ты их сыщешь, коли их тела в трясине утопили.
– Доподлинно ведаешь?
– Уж не сомневайся, княгиня. Так и есть.
– Дальше сказывай.
– Брать нужно Борятского. И спешно. Дурное он замыслил. Шведа на Псков привести хочет.
– Эка!
– Угу. Все мнится ему, что мы сами ума нашей земле дать не сможем.
– Что от меня требуется?
– Мы постараемся тихо все сделать, но может так случиться, что и шумнем. Стражу нужно будет придержать, она ведь под твоей рукой. А еще лучше оцепить квартал с усадьбой боярина, чтобы мышь не проскользнула.
– На мою стрелецкую сотню намекаешь?
– Намекаю. Тогда получится, что не я своевольничаю, а ты закон справляешь.
– Хм. Ладно. Я сейчас вызову Егора и отдам приказ. Но ты уверен, что сможешь доказать вину боярина?
– Даже не сомневайся, княгиня.
– Через сколько начнешь?
– За час до рассвета. Оно и сон самый сладкий, и темени той уж не будет.
Подворье боярина Борятского находилось в северном конце Среднего города. Не так чтобы и далеко от усадьбы Карпова. Задний двор, огороженный старой крепостной стеной, ныне приходящей в упадок, выходил на Подгорье. В этом районе, в пойме реки Псковы, под крутым ее левым берегом, располагались бани, кожевенные мастерские, мельницы, варницы, трепальни. Словом, обретался ремесленный люд.
По Подгорью проходила Нижне-Петропавловская улица, названная так в честь храма Петра и Павла. Имелась и Верхне-Петропавловская. Она пролегала уже в черте Среднего города и далее заворачивала в Окольный. Вот на нее-то и выходили парадные ворота усадьбы боярина.
Первыми на штурм отправились безопасники. Ну, ничего особенного. Четверо взобрались на забор. Одна пара тут же начала отстреливать собак. Другая перемахнула во двор. Даже где-то и пошумнее получилось, чем при взятии подворья новгородского купца. А потому, дабы не терять время, лешакам пришлось, не дожидаясь открытия ворот, брать бревенчатую ограду.
Едва преодолев забор, Александр
