Переглянулся с Кирей, и они тут же на пару бросились к дому прислуги, что стоял слева. Елизар с Харитоном – к следующему. Двойки и тройки у них уже давно слаженные, при совместной работе даже говорить ничего не надо. Понимают друг друга с полуслова, с одного-единственного жеста или взгляда.
Мягко и бесшумно ступая поршнями по земле и доскам, взбежали на крыльцо. Из-за двери послышалось недовольное мужское ворчание и женский голос. Угу. Шумно у стрелков с собачками получилось. Вот и всполошились слуги.
Дверь отворилась, и Александр с ходу впечатал ногу в солнышко дюжего мужика. Того согнуло пополам и отбросило на стену. Пока он ловил ртом воздух, Александр прошел вглубь дома, а Киря, приласкав по голове дубинкой, принялся его вязать. Баба. Редькин без капли сомнений засветил ей в лоб, лишая сознания. Окна в домике забраны стеклами, ставен нет, а потому и без фонарей обзор хороший.
Обнаружились еще три девицы от тринадцати до шестнадцати да малец лет десяти. Повязали и позатыкали всем рты. Пришлось и оглоушить. Жестко действовали, чего уж там. А потому и управились быстро. Не прошло и пары минут, как они уже выбежали на двор.
А вот из соседнего дома доносятся звуки потасовки и брань. Не сговариваясь, рванули туда. Когда были уже в паре шагов, из дверей выбежал мужик, сжимая в руках саблю. Клинок тускло сверкнул в скудном свете, и Александру показалось, что он окровавлен.
Все это он отметил краем сознания, а в следующее мгновение бросил свое тело под ноги мужика. Тот запнулся и упал через Редькина, вынужденный упереться обеими руками в землю. И сразу же ему в затылок прилетело от Кири. А едва тот растянулся на земле, как балагур уже оседлал его, заводя руки за спину и выхватывая из-за пояса очередной конец веревки.
Александр же вскочил на ноги и поспешил в дом. Потасовка закончилась, но слышится приглушенная брань и тяжелое дыхание. Ага, порядок. Харитон, конечно, сжимает рану на руке. Опять досталось его левой. На этот раз куда сильнее. Зато Елизар вяжет уже второго супостата.
– Трое было, – шмыгнув разбитым носом, коротко доложил он.
– Нормально, во дворе приняли, – успокоил Александр и поспешил на улицу.
Киря уже заканчивал вязать пленника. И тут в доме раздались два выстрела и болезненный вскрик. Лихо это у них получается. Значит, не шумим. Ну-ну.
Коли дело дошло до оружия, Александр выхватил «бульдог» и, переглянувшись с управившимся напарником, рванул на помощь в дом. Когда они вошли в сени, со второго этажа послышались хлопки и крики, полные боли. Ага. Видать, эти самые травматические патроны в действии.
По лестнице взбежали наверх. Но тут все уже было кончено. Безопасники, вооружившись фонарями, обходили комнаты, высматривая притаившихся. А вот и Федор.
– И чего так нашумели? – спросил у него Александр.
– В доме у боярина оказались четверо боевых холопов, – пояснил десятник. – У вас как?
– Ну, дома по левую руку мы зачистили. В первом прислуга, семья. Во втором, похоже, тоже боевые холопы, трое. Но спеленали живыми всех. Одному моему в руку прилетело сабелькой, и серьезно. По остальным не в курсе, поспешили к вам на выстрел.
– Здесь, как видишь, все. Одному моему боярин плечо прострелил, но в целом порядок. Проверь, как там на дворе у остальных. И если ладно, подай сигнал Кузьме Платоновичу.
– Сделаю.
Вообще-то вот так, с наскока, без подготовки штурмовать боярскую усадьбу – та еще глупость. Но иного выхода у Овечкина не было. Не приведи господь весть о возвращении Кузьмы дойдет до боярина, тот и мгновения лишнего в Пскове не задержится. А это может обернуться большими жертвами. Так что риск, не без того. Но риск оправданный.
Во дворе все тихо. Усадьба полностью контролировалась лешаками и безопасниками. Потерь и раненых больше не было, что грело душу. Хватит с них уже имеющихся тридцати трех несчастий.
Вышел за ворота и посигналил фонарем вправо по улице, где за изгибом укрывалась карета княгини. Заодно подал сигнал и влево. Дальше стрельцы из личной роты княгини уж сами по цепи передадут да уберутся восвояси. Нечего народ пугать своим воинственным видом. И без того небось хозяева подворий, где были расставлены пикеты, думают да гадают, что это было.
– Княгиня, ты что это учинила?! Возомнила, что тут Москва и волей Рюриковичей можно согнуть любого боярина?! – в праведном гневе взъярился Борятский, едва Елизавета переступила порог его рабочей светелки, куда и определили пленника.
Несмотря на то что был связан, он даже попытался подняться со стула, но стоявшие за спиной безопасники вернули его на место, опустив ему на плечи руки.
– Опоздал ты, Александр Емельянович. Я уж давно принадлежу к роду Трубецких. И боярин ты только пока. Стоит тебя вывести на вече, как ты сразу же лишишься боярского звания, а там и лобное место недалече. Это я тебе истинно говорю, как главный судья земли Псковской.
– О каком предательстве ты вещаешь, княгиня?
– А ты не ведаешь?
– Истинно не ведаю!
– Здравия тебе, Александр Емельянович, – смиренно поздоровался вошедший в светелку Овечкин.
– Кузьма?!
– Не ожидал? Думал, все еще в темнице меня каленым железом гладят да на дыбу вздымают? А-а-а, понима-аю. Небось уж схоронил меня, грешного. Да вот твои хозяева порешили, что с меня еще какой толк будет.
Было видно, что Кузьма наслаждается каждым моментом разыгрываемой сцены. Это был его час триумфа. Как же он грезил об этом в темном подземелье, когда ему выворачивали руки, жгли, резали и вгоняли под ногти иглы.
– А что, Кузьма, знают ли твой боярин и княгинюшка, как ты их предал? Как отдал в лапы ворога всех преданных людишек, что тайно служили им? Как благодаря тебе погибали их вои?..
– Ты не распаляйся, Александр Емельянович. Знаем мы все это. Как и то, что Кузьма за каждого воздаст шведу и иезуитам сполна, – глядя на довольного до дрожи Овечкина, перебила боярина Лиза.
– Ну что ж, Александр Емельянович, душу свою я потешил. На твой изумленный лик посмотрел. Как же я представлял эту нашу встречу… Вот честно скажу, и десятой доли не потянуло. Вот так глядел бы и глядел. Жаль, что ты не можешь застыть в своем изумлении. Ну а коли так, то пора и за работу браться.
– Семью отпустите, – вдруг попросил боярин.
– С чего бы это? – вздернул брови Кузьма.
– Побойся бога, я ить твоих не тронул.
– Ты до моих не смог дотянуться, вот и не тронул. А как оказались бы в твоей власти, так еще и неизвестно, что с ними сталось бы. Да только сегодня вышел мне срок раздавать всем сестрам по серьгам. Такие дела, Александр Емельянович. Выводите его, ребятки. И тихонько. Нам шум совсем
