Всё время, пока она говорила, я молчала. Сложно переварить сразу печальную историю прошлого. Но…
— Почему ты ушла?
Я мечтала задать этот вопрос с того самого дня, когда окончательно осознала, что она не вернётся. Не откроет дверь и не крикнет на всю квартиру: «Я дома!» Не расскажет сказку на ночь, не обнимет и не поцелует. Это было невыносимо больно, раз за разом вспоминать все «не».
— Я говорила о проклятье, помнишь?
Кивнула.
— Так вот, кто бы мог подумать, что оно «сработает», — последнее слово она буквально выплюнула, — спустя одиннадцать лет. Я замечала, конечно же, не вовремя появляющиеся морщины, стареющую кожу, но не придавала особого значения. К тому моменту я уже знала, что время на Земле течёт иначе — гораздо быстрее, чем на Рауме. Вот и странности организма списала на это. А потом ты заболела, вроде бы ничего особенного, всего лишь простуда, но температура не спадала, и её не могли сбить больше десяти дней. Тогда я первый раз, после изгнания, применила магию. Тебя я вылечила, а сама превратилась в иссохшую мумию. Мне вновь пришлось уйти…
Её рассказ должен был вызвать у меня если не сочувствие, то хотя бы понимание, но этого не произошло. Сердце билось ровно, не принимая чужую исповедь слишком близко, отгораживаясь от женщины, что сидела рядом, невидимой стеной.
Она, кажется, и не заметила моих эмоций.
— Мы с твоим отцом решили, что так будет лучше, — Ингария замолчала, обхватила плечи руками. — А перед тем, как построить портал, я… Немного подкорректировала его память. Внушила, что его жена сбежала с любовником, — усмехнулась, — тогда мне это показалось правильным. И я не хотела, чтобы он искал путь в этот мир.
Бросила на меня быстрый взгляд:
— Но я, видимо, ошиблась с заклинанием, раз ты оказалась здесь…
Видимо. После исчезновения матери отец и вправду изменился, он, будто вообще забыл, что у него была жена, да к тому же предательница. Его съедала потребность найти эту чёртову магию…
— Ты мне не веришь? — спросила с надеждой.
Хотелось бросить что-то язвительное, колкое или вовсе ядовитое, но я просто отмахнулась безразлично:
— Верю.
Ингария — назвать её матерью у меня больше не получалось — набрала полную грудь воздуха и скороговоркой заговорила:
— Я с самого первого дня пыталась отправить тебя обратно, но у меня не получилось. И голос забрала, чтобы ты глупостей не наделала. А потом эта связь с Дакаром. Его зверь выбрал тебя, история вновь повторяется, а я не хочу для тебя такой судьбы. За эти годы, когда вернулась на Роум и узнала о смерти Браира, я нашла способ, как разорвать связь зверя и его пары. Безболезненно для обоих. Как чувствовала, что это ещё пригодится мне. Дакар пытался возражать, но вынужден был сдаться. Теперь ты вернёшься домой — в тот же день и в тот же час, когда папа случайно отправил тебя в этот мир. И на этот раз портал не сработает.
Я всё же расхохоталась — громко, надрывно, зло. Она решила за меня. Она не хочет для меня такой судьбы. Она считает, что так будет лучше. А она спросила меня? Чего хочу я?!
— Ты не имела права, — просипела, когда успокоилась. По щекам катились слёзы.
— Не имела, — легко согласилась она. — Но так будет правильно. Неужели ты хочешь стать для него обузой, от которой и избавиться нельзя и терпеть невозможно? Когда его будет тянуть к тебе звериная сущность, а он сам будет проклинать и тебя, и зверя? Что в этом правильного? Это только в сказках про оборотней всё красиво, а в жизни…
Меня трясло, будто в лихорадке. И каждый вздох давался с трудом.
— Не плачь, — она села рядом, обхватила меня руками. Хотелось оттолкнуть её, но сил не нашлось. — Я оставила ему кое-что… Если ты будешь ему нужна, просто так, сама по себе, без выбора зверя, то он придёт. И ты вспомнишь его, как только увидишь. Всё вспомнишь.
Я вцепилась в её руки, не зная, чего желаю больше — раствориться в давно забытом материнском тепле или отстраниться, встать и убежать от неё. В итоге сдалась, осталась рядом, пытаясь выплакать всё, что накопилось в душе.
— Только, — она тоже всхлипнула, — если решишь уйти с ним, возьми отца с собой.
Эмоции бурлили и кипели, пока она не сказала:
— Пора, Лиза, у меня почти не осталось времени…
Я посмотрела в помутневшие от слёз глаза и прошептала:
— Я ещё увижу тебя?
Но ответ не требовался, я всё поняла по взгляду — печальному и безжизненному.
— А Эдара? — не знаю, почему я спросила про него.
— Его я не смогла спасти, — сипло произнесла она. — За что ненавижу себя куда сильнее, чем это мог бы сделать он.
Мама встала, отошла на несколько шагов и помахала рукой:
— Прости. Я слишком много раз ошибалась, надеюсь, хотя бы сейчас сделала всё правильно.
Вокруг неё закрутились туманные столбы, подсвеченные голубым светом. Тонкая фигурка почти сразу растворилась, затерялась среди танцующего света, а когда всё погасло, оставив на поляне лишь примятую траву, я прошептала:
— Я тоже надеюсь, что ты не совершила очередную ошибку…
* * *— А как же иначе? — бормотание отца вывело меня из дрёмы, что накатила внезапно. — Ведь с графином вышло, с чашкой вышло, принцип работы я понял, осталось самую малость, да…
Я лежала на полу и смотрела в потолок, хотя перед глазами всё ещё стояла совсем другая картина — поляна, залитая ярким солнцем. Откуда это видение? И почему так больно? Нет, не физически, а будто душу рвут на части острыми когтями. Пару раз моргнула, прогоняя видение, и повернулась набок.
Папа стоял на четвереньках и чертил на полу какие-то закорючки, карябая краску. На лбу выступил пот, и губы шевелились беззвучно.
— Долго ещё? — голос мой был почему-то хриплым.
— Нет-нет, вот уже, чуть-чуть, — отец поднял взгляд,
