– Ты сам-то куда, командир? – спросил Клип.
– Возьму Антоху Дизеля, Паровоза и Кису, скатаемся до метро, разведаем там, что и как. Если пришлых там мало, справимся сами, если до кучи и больше – перенесем на завтра операцию. На обратке заскочим в центр, проверим слухи насчет «чморей». Правда ли такие объявились в городе или люди гонят лажу.
– Вчетвером хотите рискнуть в эту жопу залезть?! – удивился Скол.
– Залезать мы никуда не будем, а только проверим. Прикинем, че почем там. Так. Все. Сборы полчаса, и разбежались. Связь по рации или связными. Пацанов отобрать толковых. Оружие проверить. Соблюдать светомаскировку и осторожность. На рассвете всем быть на базе с докладом. Семеныч, на тебе охрана базы. Могу оставить только двоих парней да девок с полдесятка.
– Есть, – кивнул пожилой мужчина в туристской экипировке с танкистским шлемом на седой голове. Двустволка за плечами, патронташ на талии, залихватски закрученные усы. Отец погибшего два дня назад Федьки Рукомойникова. Третьего, павшего в отряде за неделю.
– Разбежались, черти!
Народ засуетился, пятачок возле костра вмиг опустел. Олег сходил до арсенала, набрал патронов и пару гранат, трофеи гитлеровцев. Его подчиненные уже находились «при параде», ожидая командира возле «Хаммера». За руль сел Паровоз, здоровый парняга-качок, полжизни проведший в тренажерках и безумно любивший дорогие тачки. Автомат Калашникова он положил между сиденьями, рядом сел Купол, удобно устраивая между ног МП-38/40. Позади разместились Дизель и скромная, всегда молчаливая Киса, девушка тридцати лет, потому и самая взрослая в группе Олега. Кочевники вырезали в Судный день ее семью, родителей, мужа и ребенка, она чудом спаслась. Хотя, говорили, это «чудо» вышло так, будто бы Киса в одиночку покромсала обидчиков. Сколько их было, чем она орудовала и как – тайна за семью печатями. Но жесткий, колкий взгляд женщины, твердая рука и постоянная готовность уничтожать пришлых говорили сами за себя и обо всем.
Здоровенная машина заурчала мощным движком, никелированный «кенгурятник» на передке джипа блеснул в свете фонарика часового. «Хаммер» выехал за пределы базы и, набирая скорость, умчался по улице прочь. Автобус-заграждение снова закупорил вход во дворы, а бдительный охранник прильнул щекой к ружью.
Глава 12
Удачи и поражения
Это утро, когда солнце вроде бы и стало всходить где-то там, по ту сторону «купола», но не проясняло обстановку темных улиц Энска, не всем жителям города принесло радости. Несчастья, выпавшие на долю энчан, сыпали как из рога изобилия, только какого-то черного рога, из преисподней.
Семен словно впал в прострацию, неотрывно глядя на чужака, загипнотизированный его раскосыми карими глазами, разрезом и строением более всего подходящими для лиц восточных народностей. Да и одет он был не по местным меркам: то ли халат, то ли древняя хламида, в жизни никогда не видавшая стирального порошка, вся одежда была покрыта пятнами старого жира, чьей-то крови и корками застарелой грязи. На плечах – шкура неизвестного животного. А руки… Руки развернули в сторону застывшего Семена настоящий лук. Не тот, что мама выращивала на даче в огороде, а такой, как у эльфов, орков и древних воинов, боевой, бьющий, вероятно, очень острыми и смертельными стрелами.
Он еще завороженно следил за медленными, как бывает на киносъемках, движениями неизвестно откуда взявшегося чужака, как сорвавшаяся с тетивы стрела теперь уже быстро, даже слишком быстро полетела в его сторону. Семен Середа, сорок восемь лет от роду, инженер-проектировщик секретного Спецметро, казалось, мог даже определить остроту небрежно заточенного кустарным методом наконечника. Хотя при такой скорости выпущенного заряда он вряд ли смог бы даже увернуться от такой штуки. Возле лица колыхнулся воздух, будто от порыва ветерка, но тонкое древко с пестрыми перьями на конце весело пропело в миллиметре от уха зазевавшегося мужичка и с противным звуком вонзилось в обшивку микроавтобуса, из которого Семен только что вылез после туалетных дел.
Наверное, в таких случаях герою положено отшатнуться или испугаться. Середа лишь потерялся, не на шутку струхнув до мелкой дрожи во всех конечностях. Он не был героем вообще. Ни в жизни, ни в бою, ни на бумаге своих очерков и эссе, строчившихся в областную газету и в ящик собственного стола дома. И здесь, сейчас он тоже не ощущал себя персонажем боевика со счастливым концом и бурным повествованием. Он попросту струсил. И рванул под машину. Резко захотелось натянуть на себя одеяло или ветошь, а еще лучше кусок шифера, что лежал в трех метрах поодаль, зарыться в асфальт, оказаться в подземном лабиринте метро, которое он проектировал десять лет назад… А еще лучше проснуться! Потому что все эти дни происходящее на улицах черного города стало похоже на сон… Страшный, долгий, холодный сон. Или на бредовое воспаленное воображение.
Стрелок, раздосадованный нелепым промахом, скрипнул гнилыми, никогда не видевшими даже подобие зубной щетки зубами, снова потянулся за висящим за спиной колчаном и выудил новую оперенную стрелу. Но не тут-то было! Мишень, до этого неподвижным болванчиком торчавшая посреди переулка, внезапно заползла под транспорт и исчезла из поля зрения. Середа ужом заполз между колес, тяжело дыша, спиной прильнул к холодному диску колеса и замер.
Семен вспомнил о женщине, которая час назад приклеилась к нему в подъезде и неотрывно следовала всюду за мужчиной. Пыталась с ним заговорить, привлечь к своей беде, жаловаться и жаться к первому встреченному на улицах мужику. Он все сторонился ее и боялся, что причитания женщины привлекут внимание пришлых. Но никак не мог отделаться от навязчивой испуганной до смерти тетки. И вот сейчас…
Вжикнула новая стрела, противно пропев во тьме жутко-заунывную песню. Семен, уже не раздумывая, рванул наружу с другой стороны микроавтобуса, намереваясь без оглядки бежать, пока убивают незнакомую женщину, пока заняты ею, словно это могло бы обезопасить от надвигающейся опасности его самого, но истошный крик заставил его окаменеть, ватные ноги подкосились, тело непослушно
