– Что смешного? – послышался голос Мэтта, и, подняв глаза, Пенни увидела, что он улыбается ей.
Харв, перехватив их взгляд, произнес:
– Эй вы, прекратите.
Итак, люди в команде начали считать их парой. И это… радовало.
– Я просто подумывала о том, не спеть ли мне песню, – с достоинством отозвалась Пенни. – Будем как пираты – петь и гонять овец. Хэй-хо!
– Ага, и потом собирать их по всей долине, – сказал Рон, улыбаясь.
Пенни была так счастлива, что с трудом удержалась от пения. Взглянув на Мэтта, она увидела его улыбку, в ней гордость и что-то еще. Что-то, от чего перехватывало дыхание. И тут зазвонил телефон. Момент был испорчен.
Их конвейер разбился. Рон заменил Мэтта, Пенни принялась более медленно выпускать овец.
Команда продолжала работать, но Мэтт ушел, чтобы поговорить с кем-то наедине. А потом вернулся… и не нужно было ничего говорить. Пенни по его лицу поняла, что все изменилось.
Закончив работу, Мэтт взял коня и отправился обследовать дальние стада. Он делал это каждый вечер, но сегодня поехал один и задержался. «Мне нужно время подумать», – сказал он Пенни, и она с тяжелым сердцем отправилась в дом.
Она успела сходить в душ, переодеться, приготовить ужин и даже поесть. И как всегда, вышла на веранду, но ее мучило дурное предчувствие. Почему Мэтт, поговорив по телефону, вернулся с таким лицом?
Наконец он пришел, вытащил бутылку пива, взял тарелку из духовки и вышел на веранду к Пенни.
– Все в порядке, – коротко бросил он.
Пенни промолчала, зная, что он не говорит ей всей правды. Она обняла Самсона. Ожидая Мэтта, она помыла пса, и он теперь благоухал, снова став маленьким белым пуделем, и выглядел вполне нормально. Хотя… что значит «нормально»? Разве ту жизнь, которой они жили раньше, жизнь до Мэтта можно назвать нормальной?
– Очень вкусно, – сказал он, и, поглядев на него, Пенни забеспокоилась еще сильнее.
– Сосиски и картошка, простоявшие на подогреве больше часа? Не думаю, что очень вкусно.
– Ты всегда хорошо готовишь. – Он пожал плечами и попытался улыбнуться. – Ты прекрасна.
– Что случилось?
Мэтт не ответил и не подошел к Пенни, как делал всегда. Он сидел в тени на диване и молчал. Что-то произошло – что-то страшное?
– Мэтт? – спросила она.
Он поднялся и подошел к перилам. Постоял, глядя в ночь, и наконец произнес:
– Пенни, Лили приезжает.
– Это же хорошо – разве нет?
– Неподходящее время, но да, хорошо.
– Почему время неподходящее?
– Не думал, что она приедет так скоро. – Мэтт помедлил. – Честно говоря, вообще не думал, что она приедет.
– Так почему сейчас они решились?
– Днем мне звонила Дэррилин. По-видимому, прошлым вечером Лили и дружок Дэррилин поругались. Этот ее Рэй – охотник, и по всему дому у них лежат его трофеи. Он недавно съездил в Африку и привез с собой пару голов – а Лили… Дэррилин говорит, что она сказала что-то резкое, и Рэй ее ударил. А потом они ушли, оставили Лили одну, а она взяла ножницы и бритву и побрила все головы животных.
– О! – Пенни едва удержалась от смеха. А девочка-то не лишена чувства юмора.
– И Рэй хочет, чтобы она уехала прямо сейчас. Сейчас каникулы, но они не хотят даже ждать начала семестра. А Дэррилин… я вообще сомневаюсь, что дочь ей нужна. Она родила ее, чтобы получить мои деньги. Так что она сейчас улаживает вопросы со школой, но на время пришлет Лили ко мне. Возможно, сейчас она сажает ее в самолет.
Я заберу ее в Аделаиде и привезу сюда. Ненадолго, правда. Дэррилин перебирает школы – несомненно, ищет ту, что подороже.
– Я поняла… Мне нужно ехать.
– Нет, – произнес он, но по его глазам Пенни поняла, что права.
– Нам было хорошо, – произнесла она, вставая и ставя Самсона на землю. – Но я тебе тут не нужна больше. Лили понадобится твое безраздельное внимание.
– Я хочу, чтобы ты осталась.
– Правда? – Пенни почувствовала внезапный прилив ярости. Она уже пережила достаточно, чтобы уметь смотреть правде в глаза. Извинения, сожаления не могли скрыть горечь. – Мэтт, я приехала сюда без приглашения. Мне тут было хорошо, и ты мне по-царски заплатил. Это была чудесная работа, нам обоим понравилось. Но нам с Самсоном пора двигаться дальше.
– Пенни, ты мне нужна.
– Почему?
– Потому что я думаю, что влюблен в тебя.
– Нет, – резко ответила Пенни. – Любовь для меня ничего не значит. Сколько мы друг друга знаем? Это же сумасшествие – говорить о любви. Нам нужно принять правду: последние несколько недель были чудесны, но я тебе больше не нужна. Когда Лили пойдет в школу и вы с ней успеете побыть вдвоем, я, может, и приеду, но не буду обещать. Не усложняй свою жизнь еще больше. Мы с Самсоном утром уедем.
– Что ты будешь делать?
Смирился, поняла Пенни, осознал, что выбора нет. Что ж, он любит свою дочь, и он честный человек.
– Я поеду в Сидней, – сказала она. – Соберусь с силами и начну заниматься своей карьерой вместо того, чтобы бежать в глушь. Помогу матери со свадьбой.
– Пенни, не надо!
– Я должна, – сказала она. – Потому что я люблю маму. А ты любишь Лили. И не нужно заставлять себя отрицать это. Ты же знаешь, что твоя первостепенная задача сейчас – это Лили.
– Да, – проворчал Мэтт. – Но мне это не нравится.
Пенни, улыбаясь, покачала головой:
– Это твоя дочь. Что тебе не нравится? Любовь между нами? Не знаю. Во всяком случае, мы не можем пока это контролировать. Зато мы можем отступить, потому что знаем, что ничего не выйдет. Но любовь к родным – это неоспоримо.
Тут Пенни не удержалась и, встав на цыпочки, поцеловала Мэтта, но быстро отстранилась.
– Ты чудесный парень, Мэтт Фрейзер, – сказала она. – Мы чудесно провели время вместе. Ты меня спас, но сейчас мне пора двигаться дальше.
Мэтт долго сидел на веранде.
Было поздно – даже собаки ушли спать, и он был один. Один – как и обещал Лили. Похоже, одиночество его больше не устраивает. Он обидел Пенни. Можно ли ее вернуть? Может быть… Но пока нужно думать о дочери. У него единственный шанс, и его нельзя упустить.
Глава 10
Итак, куда направиться? У Мэйли ее не ждут, а если и ждут, то это слишком близко к Джиндали – слишком близко к Мэтту. Пенни поехала в Сидней, потому что мольбы матери не давали ей покоя, и потом, странно, но она вдруг поняла, что сможет присутствовать на свадьбе. Откуда взялась эта уверенность? Она словно переродилась – стала другой. И по пути домой она не проронила ни слезинки, а вместо
