– Ну, выбора-то у нее нет. – Казалось, мать вот-вот заплачет. – Мне не нравится, что ты там одна и несчастна. Я хочу, чтобы ты была ее подружкой невесты, и я ей так сказала.
– Этого не будет, – возразила Пенни. – Я желаю Фелисити всего самого лучшего, но домой на свадьбу не приеду.
– Как!
– Мама, как ты себе это представляешь?!
– Милая, но ты должна приехать. – Мама слегка всхлипнула. – Через три недели. Церемония состоится в часовне Святого Барнабаса, а потом будет прием гостей в Харбор. И если тебя не будет… – Снова всхлипывание. – Мать Фелисити меня замучает. А твоему отцу все равно. Пенни, без тебя я не справлюсь.
Пенни закрыла глаза. Как вообще возможно не отреагировать на такие слова? Она попыталась увещевать мать:
– Мама, мне тут хорошо.
На миг воцарилось молчание – похоже, ей удалось заинтриговать мать.
– Правда?
– Да, – сказала она. – Самсону тоже, он тут стал настоящим деревенским псом. Видела бы ты его!
– Я думала, ты работаешь в отеле.
– Это страна овец.
– Так ты… общаешься с местными?
– Да… с некоторыми. Но, мама, я не смогу приехать на свадьбу. Я так занята, что даже сумела позабыть о том, что сделали Бретт и Фелисити. – Пенни глубоко вздохнула. – Если честно, мне теперь даже жаль Фелисити. И я беспокоюсь за нее. Скажи ей, что в мире есть мужчины приличнее Бретта.
– Ты же хотела выйти за него замуж.
– До того, как поняла, какой он слизняк. Теперь я знаю, что вокруг есть достойные мужчины.
Пенни пожалела об этих словах, как только сказала их. Если и было что-то, в чем Луиза не уступала другим, так это сплетни.
– Достойные мужчины? – переспросила она настороженно. Последовало многозначительное молчание и вопрос: – Пенни, ты кого-то встретила?
«Замолчи, ничего больше не говори, – сказала себе Пенни. – Быстро клади трубку».
Но стоило ли врать? Что такого в том, чтобы честно ответить на вопрос? Да, она встретила достойного мужчину.
– Секрет – хотя ты, должно быть, его с легкостью разгадаешь, – как можно беззаботнее отозвалась Пенни. – Пока, мам.
– Пожалуйста, приезжай.
– Не могу.
Однако ночью, лежа в постели, Пенни думала о матери. Как она справится одна на свадьбе с отцом и падчерицей? Можно ли навсегда избавиться от уз любви? Нужно спросить Мэтта об этом.
Глава 8
В следующие несколько дней, пока Мэтт заканчивал все необходимое перед отправкой шерсти, Пенни рьяно убирала дом. Если бы кто-нибудь однажды сказал ей, что она будет получать удовольствие в компании ведра и тряпки, она бы посмеялась. Но уборка помогала отвлечься от маминых звонков, каждый из которых был еще более отчаянный, чем предыдущий. А это того стоило.
С самого первого момента, только войдя в дом, Пенни не могла избавиться от ощущения, что все здесь сошло со страниц романов Чарльза Диккенса.
– Как давно они тут были? – спросила она Мэтта.
– Мать Дэвида была светской дамой, – отозвался тот. – Она сбежала, когда сыну было семь лет, и его отец закрыл эти комнаты. Когда Дэвид продал мне дом, я все оставил как есть: мне нужна только спальня, кабинет и кухня.
– Ясно, два заплесневелых холостяка, – подытожила Пенни. – Иди разбирай свою шерсть, а я тут приберу. Мне это нравится.
– Буду признателен, – ответил Мэтт. – Если Лили приедет…
– Это вообще возможно?
– Может, и да, – задумчиво сказал он. – Она не ладит с новым дружком Дэррилин, и ее хотят отправить в школу в Австралии – так что кто знает!
Однако Пенни заметила в его голосе надежду.
– А она знает в Австралии кого-нибудь?
– Нет, и потому я повторяю Дэррилин, что сначала лучше отправить ее ко мне.
– Бедная девочка, – искренне сказала Пенни.
Она знала, что такое быть подростком и постоянно путаться под ногами у великосветских родителей и их друзей. Теперь ей захотелось сделать дом уютным еще сильнее.
– А ты здесь не останешься навсегда?
– Нет. И к Мэйли не поеду. Но я думаю, даже если бы я и хотела остаться, не выйдет. Моя сестра выходит замуж семнадцатого, а мама организует семейный ужин двенадцатого – главным образом по приказа отца. И он ожидает, что я приеду. Если я откажусь, он во всем обвинит маму.
– Но ты ведь не поедешь? – спросил Мэтт, и в его голосе Пенни уловила нотки величайшего негодования.
– Понимаешь, я люблю маму, – просто сказала она.
– Вот поэтому я и стараюсь никого не любить, – произнес Мэтт. – Не хочу ни в ком нуждаться и чувствовать себя кому-то нужным.
– Да? – Пенни усмехнулась. – А как же Лили?
– Это другое. Она моя дочь.
– Ну а я говорю о моей маме.
– Пенни, твоя мама уже взрослая, и это она должна тебя защищать, а не наоборот. У нее за плечами гораздо больше опыта, и ей пора бы уже уметь постоять за себя – тебе, кстати, тоже.
– Жестоко.
– Да, – мягко произнес Мэтт. – Но ведь она сделала свой выбор в жизни, и тебе тоже нужно это сделать. У тебя одна жизнь. Неужели ты проведешь ее, пытаясь угодить родителям?
– А у меня есть выбор? Иначе я всю жизнь буду чувствовать себя виноватой.
– Так, значит, поедешь?
– Наверное.
Но Пенни знала точно, что поедет.
– А она не сможет сюда приехать?
– Сюда?
– Ну, хотя для нее это будет культурным шоком – из Сиднея в Джиндали. – Мэтт улыбнулся. – Но, Пенни, ты должна жить своей жизнью – основать компанию, заниматься тем, чем хочешь. Если твоя мама захочет тебя видеть, почему бы ей не выбрать другой вариант – помочь тебе? Может, она смогла бы жить рядом с тобой – без отца, – и это было бы лучше, чем страдать в несчастливом браке? Почему бы тебе не быть с ней рядом на твоих условиях, а не так, как удобно ей?
– Она никогда не уйдет от отца.
– Тогда это ее выбор, – спокойно закончил Мэтт. – Но не твой. Ехать или не ехать на свадьбу – это твое решение, а не стечение обстоятельств. Может, вместо этого ты могла бы отдохнуть. Если хочешь, я даже организую тебе отпуск в знак благодарности. Но что бы ты ни выбрала в конце концов, не соглашайся на свадьбу. Доброй ночи, Пенни.
– Доброй, – прошептала она.
Ей было плохо – просто ужасно, – но она заставила себя войти в дом и позвонить матери. Она отказалась приехать на свадьбу – и, несмотря на отчаяние, это было первым шагом.
Два дня спустя годовой запас шерсти был отправлен на рынок. Посмотрев на опущенные плечи Мэтта, провожавшего вереницу грузовиков, Пенни подумала о невероятном труде, вложенном в эту работу, о бессонных ночах, о свете, что горел в его комнате почти до рассвета. И вдруг
