– Немного, – Таня с трудом вынесла его взгляд.
– А как ты могла ее знать? – не унимался Володя Сосновский.
– У меня лавка здесь, – пояснила Таня, – ты теперь репортер, а у меня лавка на Привозе. И, если хочешь, я могу тебе помочь для твоей статьи.
– Ты теперь торговка с Привоза! Час от часу не легче, – на лице Володи появилось выражение ужаса и брезгливости, и Таня поняла, что правильный ответ был плакать. Поэтому развернулась, чтобы уйти. Ей хватало и собственных разбитых надежд.
– Подожди, – Володя ухватил ее за руку, – извини, я не хотел тебя обидеть.
– А ты больше не можешь меня обидеть. Я привыкла, – пожала плечами Таня.
– Ну да, я виноват перед тобой. Но я такой, какой есть, – сказал Володя, – и меняться я не собираюсь. Так что прости.
– Мне все равно, какой ты есть. Я и без тебя многое о тебе знаю. А вот знаешь ли себя ты?
– Ладно. Я не хочу ссориться. Расскажи лучше об этой… как ее… Дуньке-Швабре…
– Нечего рассказывать. Голову ведь не нашли, – невесело усмехнулась Таня, – а то, что опознали ее по браслету, так это чистая случайность. Недосмотр убийцы.
– А ту, первую женщину, ты тоже знала?
– Какую первую женщину? – Таня навострила уши.
– Которую нашли на мусорной свалке. Разрезанную на куски.
И, видя на ее лице искренний интерес, Володя рассказал ей всё. Таня не верила своим ушам! Она оказалась права. Подобное убийство было не первым.
– Это случилось за день до еврейского погрома, – сказал Володя и описал место, где нашли части тела убитой.
– Еврейский погром начался с мертвого младенца, – машинально сказала Таня, – а выходит, было еще и убийство.
Володя заинтересовался мертвым младенцем, и Таня рассказала о лавке Кацмана.
– Корзину с убитым младенцем просто подбросили ему под дверь, – сказала Таня, – это был лишь предлог для погрома. А ту, первую женщину, опознали?
– Нет, – покачал головой Володя, – я специально узнавал. Собирал материал для статьи. А знаешь что? Если у тебя есть свободное время и если ты не возражаешь, давай вместе сходим домой к этой Дуньке-Швабре. Вдруг повезет, и мы успеем до полиции. Ты можешь узнать ее адрес?
– Могу, конечно, – сказала Таня, с трудом понимая, что происходит. Они снова вдвоем собираются заниматься расследованием? Зачем? Но отступить она не могла. А потому, попросив Володю подождать, бросилась к той самой торговке, которая теперь занимала очень важное место в Дунькиной истории, и выяснила, что Дунька-Швабра арендовала лачугу в том же самом переулке, где когда-то жила со своим грузчиком Ида.
В переулке было пустынно. Только полосатый шелудивый кот, усевшись под водосточной трубой, провожал их желтыми настороженными глазами. Хибара, в которой снимала комнату Дунька, одной стеной примыкала к двухэтажному каменному дому, жилье в котором наверняка стоило дороже. Остальные же стенки лачуги были достроены из фанеры и досок, явно собранных отовсюду, оттого пристройка была чем-то вроде жалкой собачьей конуры, а не человеческим домом. Вдобавок ко всему, несмотря на свой страшный вид, она была поделена на клетушки. В самой крайней клетушке, ближней к улице, и жила Дунька. Открыть покосившуюся, с облепленной краской дверь оказалось легко, несмотря на то что она была заперта на ключ. Таня пошурудила в хлипком замке проволокой (когда-то этому ее учил Шмаровоз), и замок открылся словно сам по себе. Внутри стоял затхлый запах нежилого помещения. Таня и Володя переступили порог.
Обстановка была нищенской. Покосившаяся разобранная кровать. Простыня грязная, с дырами. На столе в углу залежи грязной посуды с остатками еды, засохшие, подернутые плесенью. Дунька не отличалась хозяйственностью. На грязь и беспорядок в ее каморе тошно было смотреть.
Внезапно Таня остановилась и указала Володе на большую плетеную корзину, накрытую тряпкой, покрытой бурыми пятнами, которая стояла на стуле прямо рядом с кроватью.
– Интересно, – сказала Таня, – что в ней?
Они подошли ближе. Тряпка выглядела ужасно – порыжевшая, грязная. От нее шел отвратительный запах. Таня проволокой откинула ее, открыла корзину, и… отшатнулась. Ей вдруг показалось, что она потеряет сознание. Увиденное просто не укладывалось в голове.
В корзине лежал мертвый младенец, крошечный мальчик, голова которого была свернута набок. Тельце его было синим. Судя по состоянию кожи, он был мертв уже несколько дней. Младенец явно не имел никакого отношения к Дуньке – она вообще не рожала, детей у нее не было, и об этом знали все на Привозе. Чей же младенец был тогда?
Таня бросила взгляд на тряпку, покрывавшую корзину, и внезапно все поняла. Тряпка, которой накрыли корзину, были юбкой Дуньки. А пятна на ней были пятнами ее крови.
Глава 13
Грузинское вино и деньги красных. Расстрел как метод расследования большевиков
– Что будем делать с ним… с этим? – Белое лицо Володи Сосновского ярко выделялось на фоне серой штукатурки стены. И Тане вдруг пришло в голову, что, несмотря на полицейское прошлое и репортерское настоящее, подобного ему еще не доводилось видеть.
– Может, полицию позовем? Остатки полиции… в смысле… – запинаясь, Володя говорил с трудом, и Тане было ясно, что он совсем не так силен, каким пытается казаться.
– Никакой полиции, никаких властей, – очнувшись словно от столбняка, Таня решительно взяла инициативу на себя, – с этого как раз и начался еврейский погром. Разбираться никто не будет. Нас обвинят в смерти младенца и расстреляют без суда и следствия. На этом все и закончится.
– Что же тогда делать? – растерялся Володя.
– Делать то, зачем мы пришли. Обыскать здесь все и исчезнуть. Пусть корзину находят без нас.
– Что мы можем здесь найти? – нахмурился Володя. – Приходить сюда было плохой идеей.
– Может, и нет, – Таня решительно накинула окровавленную ткань обратно на корзину, действуя проволокой, и задвинула стул в угол между кроватью и стенкой, – нужно действовать быстрее. С минуты на минуту кто-то может здесь появиться. Если нас застукают – тогда мы пропали.
Первая же интересная находка обнаружилась в покосившейся тумбочке возле кровати, дверца которой закрывалась с трудом. Раскрыв тумбочку, Таня обнаружила довольно пухлую стопку революционных брошюр и прокламаций. Самого что ни на есть пропагандистского содержания.
– Вот тебе и раз! – сказала Таня. – Дунька-Швабра была за красных. Может, и в партию большевиков вступила.
– Разве она была грамотная, чтобы все это читать? – удивился Володя.
– Грамотная? Ну нет! Это не читать. Это раздавать и подбрасывать – в богатые дома, магазины, к примеру. И часть, похоже, она уже раздала. Пачка, думаю, была больше. Это была правильная мысль – агитировать торговку с Привоза, умеющую общаться с людьми, – усмехнулась Таня.
– Торговка – и за красных… – недоумевающе протянул Володя.
– А что ты хочешь? Она была бедной торговкой, из самых низов. Такие люмпены – их главная добыча, – сказала Таня, – насмотрелась я на эту публику. Они именно таких и агитируют, самые что ни на есть отбросы общества.
– Ты не любишь большевиков, не
