– На самом деле я нейтральна к ним. Но мне не нравятся их методы, – сказала Таня, – и мне не нравятся те слои общества, на которые они делают главную ставку. Разве могло получиться что-то полезное для общества из такой, как Дунька-Швабра?
Володя с брезгливостью засунул прокламации в прикроватную тумбочку. Новый факт из биографии жертвы заставлял думать уже в новом направлении.
Они открыли шкаф. Одежды у Дуньки было мало. Все это были нищенские вещи, заштопанные и перестиранные не один раз. Очевидно, она едва сводила концы с концами. И если случались у нее периоды процветания, то деньги тратила явно не на одежду. В шкафу ничего интересного не было. Перешли к комоду.
А вот там как раз и обнаружилось самое интересное. В самом нижнем ящике, под стопкой вытертых и застиранных полотенец, лежала большая, литра на два, глиняная бутыль вина с незнакомыми золотистыми буквами на очень красочной этикетке. Судя по пробке и по этикетке, вино было из дорогих. Странно было видеть эту бутылку в нищенской обстановке Дунькиной лачуги.
– Это грузинское вино, – сказал Володя, рассматривая бутыль, – я знаю этот сорт, он дорогой. У нас часто подавали к столу такое вино в Петербурге. Отец любил выдержанные грузинские вина. Эта бутылка должна стоить целое состояние. Такой сорт не продается в дешевых лавчонках и в обычных магазинах. Его привозят на заказ богатым клиентам. Нам, в Петербург, привозил поставщик. Я помню, отец рассказывал. Как странно… Что это дорогое вино делает здесь? Купить его она явно не могла.
– Ей подарили, – смекнула Таня, – это подарок. Видишь, вино закрыто. Она, похоже, знала его цену и не собиралась пить. Может, думала угостить кого-то особенного. Или наоборот – собиралась продать.
– Но кто мог сделать ей такой подарок?
– Может, тот, кто подарил браслет? Браслет ведь был недешевый, серебряный, – сказала Таня. – Интересен другой вопрос: где взял это вино тот, кто его подарил? Кто сейчас покупает такие вина?
– Ну… в дорогих ресторанах высшего класса их точно покупают, – задумался Володя, – хотя не во всех. Еще те, кто у власти. В погребах Гришина-Алмазова наверняка такие были. А сейчас – личная охрана этого Домбровского. Там много чеченцев и грузин. Грузины явно могли привезти это вино с собой с Кавказа. В Грузии оно наверняка доступнее и дешевле.
– Это мысль, – задумалась Таня, – кто-то, кто приехал непосредственно из Грузии. Я почему-то не думаю, что Дунька-Швабра связалась с кем-то из дикой сотни Домбровского. Те не клюнули бы на нее даже при полном отсутствии женщин. Уж слишком стара и страшна. И потом, там все молодые. А хахаль Дуньки был седой.
– Да уж, – сказал Володя. Он не видел Дуньку-Швабру при жизни, но по состоянию комнаты мог предполагать, как она выглядела, – может, она доносила на кого-то Дикой сотне, и это была совсем не любовная связь?
– Да на кого она могла донести – болтливая торговка из самых низов! – отвергла это предположение Таня. – У нее в голове не задерживалась ни одна мысль. Не то что донести, она бы вообще ни до чего не додумалась и не смогла внятно сформулировать. Нет, это отпадает.
Володя положил бутыль обратно, и они продолжили обыск в полупустом комоде, где хранились лишь полотенца да несколько перемен дешевого, старого, заштопанного белья. Но следующую находку сделала именно Таня – потому что Володя не смог прикоснуться к нижнему женскому белью, а Таня прикоснулась.
Под стопками нижнего белья лежали несколько пачек денег. Это были очень крупные купюры. Сумма являлась просто фантастической для той дыры, в которой Дунька жила. Таня даже вскрикнула – в последнее время ей не доводилось держать такие деньги в руках.
Рядом с бумажными стопками лежал туго набитый полотняный мешочек. В нем были золотые царские червонцы, которые тоже стоили целое состояние.
– Глазам своим не верю! – сказал Володя, в то время как Таня, лишившись дара речи, рассматривала деньги и развязывала полотняный мешочек.
– Просто невероятно… – выдохнула она, – что это такое? Как такое может быть?
– Может, это фальшивые деньги? – предположил Володя.
– Не похоже, – покачала головой Таня, – я умею различить фальшивки. По городу их сейчас много ходит. Но они настоящие.
– Это очень странно. Более чем странно… – нахмурился Володя. – Нищая торговка с Привоза под заштопанными панталонами в грязной лачуге хранит целое состояние! Как это логически объяснить? Похоже, в этом убийстве всё совсем не так, как кажется. И убил ее не псих, а убили по политическим мотивам.
– Это не ее деньги, – догадалась Таня, – ей дали эти деньги на хранение. А она взяла.
– Кто дал? Знакомый миллионер? – усмехнулся Володя.
– Ну, она могла быть казначеем большевистской ячейки. Большевики доверяют таким, – стала предполагать Таня, – эти деньги ей мог дать любовник, боясь, к примеру, ограбления или налета красных. В конце концов, она могла их украсть.
– У кого? – задумался Володя. – У кого сейчас есть такие деньги, которые еще не отобрали люди Домбровского!
– У того, к кому они боятся полезть. У кого-то из Дикой сотни могли быть, – задумалась Таня, – видишь, снова наталкиваемся на возможную связь.
– Судя по этим деньгами, она вляпалась во что-то серьезное, – подытожил Володя, – убить ее могли из-за этого, а труп разрезали специально, чтобы подумали на маньяка, на связь с первым убийством.
– А мертвый младенец? – напомнила Таня. – Никто не знал, что в первом случае был мертвый младенец. В газетах об этом не писали.
– Подожди… Ты хочешь сказать, что мертвый младенец был связан с первым убийством?
– Да, хочу, – кивнула Таня, приобретая четкую уверенность, – мы имеем дело все-таки с сумасшедшим убийцей, который не только режет свои жертвы на куски, но и подбрасывает мертвых чужих младенцев.
– Зачем? Что он хочет сказать этим? – недоумевал Володя.
– Это символ. Какой-то символ, но вот какой – я не могу понять, – Таня задумалась, – думаю, убийца – мужчина. Эти убийства несут в себе какое-то послание. Он словно подчеркивает испорченную сущность этих женщин, наказывает их за пренебрежение к материнству, невыполнение своих прямых женских обязанностей, подчеркивает их грязную суть… Не знаю. Возможно, в жизни этого человека что-то было связано с мертвым младенцем. Это определенное послание, которое я пока не могу расшифровать, но оно есть, я уверена. А раз так, то ее убили не по политическим мотивам.
– Где убийца взял младенца? – Володя явно был озадачен словами Тани.
– Разве это проблема, да еще на Привозе? – горько усмехнулась Таня – Многие торговки рожают прямо под прилавком, а младенцев выбрасывают на мусорную кучу. Ты только посмотри, сколько женщин валяется на мусорной свалке за Привозом! Пьяные, жалкие, потерянные – да у любой из них можно украсть младенца, она и не заметит. Это ведь не матери, не женщины.
– Может, именно это и хотел сказать убийца? – спросил Володя.
– Может, и хотел, – снова задумалась Таня, – подчеркнуть сущность этих
