– Понятно. – Эйлин встала. – Значит, это направо в конце пляжа?
Дети дружно кивнули.
– Вы не заблудитесь, – сказала высокая девочка. – Там до самого берега тянутся скалы. На Фар-Энд дети играют прямо на камнях.
– Спасибо. – Эйлин сделала шаг назад. – Не буду вам больше мешать, играйте дальше.
Дети заулыбались. Уже через несколько секунд, еще до того, как Эйлин успела дойти по песку до Роберта, у нее за спиной разразился бурный спор по поводу того, кто имел преимущество перед тем, как она прервала военные действия.
Остановившись рядом с ним, Эйлин посмотрела вдоль берега и подняла бровь.
– Я вижу на берегу старый буй, но не вижу никаких скал. А вы?
Роберт был почти на целый фут выше ее.
– Вижу. Они почти на таком же расстоянии от буя, как буй отсюда.
Эйлин вздохнула и пошла вперед.
Роберт направил ее ближе к морю, где почти рядом с водой проходила узкая полоска влажного и потому более плотного песка.
– Там будет легче идти.
Сначала они шли молча.
Эйлин шагала рядом с ним, и ее юбки колыхались при каждом шаге. Ее взгляд не отрывался от песка у них под ногами.
– У них совсем ничего нет, кроме собственного воображения… даже деревянных мечей.
– И вполне возможно, – ответил он таким же задумчивым тоном, – что даже эти палки скоро окажутся в костре.
На песке рядом со старым буем они увидели другую стайку детей. Эти, выглядевшие еще более грязными, чем те, что играли рядом с рыбацкими лодкам и, строили из песка что-то похожее на маленький городок из песчаных замков. Их инструментами были собственные руки и небольшие осколки битой посуды.
Заметив Эйлин и Роберта, дети с подозрением уставились в их сторону, но, когда увидели, что они продолжают идти мимо, перестали обращать на них внимание.
Эйлин нахмурилась.
– Вам не кажется странным, что у этих детей, – она бросила взгляд на тех, мимо которых они проходили, а потом махнула рукой назад в сторону лодок, – хватает природной интуиции, чтобы не доверять мужчинам, пытающимся заманить их с собой. – Она посмотрела вперед, туда, где в нескольких сотнях ярдов впереди виднелась серая груда скал, обозначавшая конечную цель их пути. – И все же дети, которые собираются у тех скал, очевидно, попадаются на удочку работорговцев.
Немного подумав, Роберт ответил:
– У детей всегда хорошее чутье на зло. Но я подозреваю, что те, что собираются возле скал, в большинстве своем старше и что им живется еще хуже. Их приводит в отчаяние не только их собственная судьба, но и положение их семей. Отчаяние может взять верх над инстинктом самосохранения, этим-то и пользуются работорговцы и им подобные.
Эйлин в недоумении взглянула на Роберта. Его привычная обманчивая мягкость сменилась мрачностью.
– Почему вы так считаете? Почему эти дети чувствуют себя хуже?
Роберт встретился с ней взглядом, потом указал головой в сторону полуразвалившихся домов, теснившихся вдоль берега.
– Я подозреваю, что каждая группа детей живет в каком-то одном квартале трущоб, а мы все больше удаляемся от центра поселения. Семьи, которые селятся на окраинах, вдали от богатых и более безопасных районов, почти наверняка самые бедные и неблагополучные.
– А-а. – Эйлин кивнула и посмотрела вперед. – Самые отчаявшиеся.
– Именно.
То, как Фробишер произнес это слово, сказало ей, что такое положение вещей радует его не больше, чем ее. Однако они оба были достаточно взрослыми, чтобы понимать, что не в состоянии помочь каждому.
Сегодня они искали способ помочь детям, и тем, что пропали, и тем, кому угрожает та же участь. Каждый должен делать то, что может, а в этом случая это было все, что они могли.
Скалы оказались чем-то вроде природного волнолома. Они выступали из песка и тянулись почти до самых домов, стоявших вдоль пляжа.
Слегка коснувшись ее руки, Фробишер предложил ей отойти подальше от моря, чтобы обойти эту преграду. Выйдя на открытое пространство, они сразу заметили группу детей, игравших среди нагромождения плоских камней, между которыми образовались пустоты, похожие на небольшие прудики, заполненные всяким хламом.
Эйлин и Роберт остановились в тени скал и молча смотрели на детей.
Эта компания отличалась от тех двух групп, которые они видели раньше. Она была более многочисленной – Эйлин насчитала больше двадцати детей, – их одежда выглядела более потрепанной, а тощие руки и ноги детей походили на тонкие палки.
При первом же взгляде на их заострившиеся черты, на которых голод и лишения уже успели оставить свой след, она поняла, что к этим детям нужен другой подход. В мире, где они жили, не было места для забав.
Эйлин развязала завязки своего ридикюля.
– У вас есть с собой мелочь?
Фробишер не стал задавать вопросов, просто полез в карман и достал мешочек с монетами.
Вдвоем они набрали больше тридцати пенни – достаточно для ее целей.
Эйлин отдала их Фробишеру:
– Держите. Идите за мной, как в прошлый раз, но держитесь поодаль и не пугайте их.
Снова крепко затянув завязки ридикюля и повесив его на запястье, она подобрала юбки и пошла в сторону моря.
Как и в предыдущих случаях, дети заметили, что к ним идут. И, как раньше, обратив внимание на то, что Эйлин идет впереди, они замерли в сомнении, не зная, как к этому отнестись.
Она улыбнулась и остановилась в нескольких ярдах от них, достаточно далеко, чтобы им стало ясно, что она не собирается приближаться без их согласия. На этот раз она не стала начинать с приветствия. Опустив край юбки, Эйлин сложила руки, сплела пальцы и спокойно сказала:
– У меня к вам предложение.
Они мгновенно выстроились перед ней, но по-прежнему держались настороженно и не подходили слишком близко. Однако выражения их лиц ясно говорили о том, что они готовы ее выслушать.
– Я… – Она бросила взгляд через плечо, туда, где в нескольких шагах позади нее остановился Фробишер. Он устремил взгляд на море, стараясь не смотреть – или, по крайней мере, не делать этого откровенно – в их сторону. – Мы хотели бы кое-что разузнать. – Она снова повернулась к детям и стала рассматривать их, как будто хотела понять, будет ли от них толк.
Один из старших мальчиков сделал полшага вперед:
– О чем?
Секунду Эйлин смотрела на него, потом ответила:
– Мы слышали, что в этих местах пропадают дети. – По тому, как они переглянулись между собой, стало ясно, что они понимают, о чем она спрашивает. – Мы ничего не имеем против самих детей, – торопливо добавила она. – И не желаем никому вреда. Но нам хотелось бы узнать, куда подевались эти дети… как и с кем они ушли.
То, что они пришли по адресу, что это именно те дети, которые знали ответ на
