Среда, 23 мая, была для Кларенса первым днем в Португалии, когда он выступил в роли нашего официального представителя, и именно в тот день его помощь была нам особенно необходима. Кларенс, наверное, убьет меня, когда узнает, что я об этом написала, но он умудрился проспать. Справедливости ради надо отметить, что вставать в тот день надо было очень рано, поскольку нам предстояло проехать 250 миль до Фатимы. Когда прибыла наша машина с водителем и мы зашли за нашим специалистом по связям с общественностью, нам открыл дверь довольно помятый, заспанный Кларенс. Уставившись на нас мутными спросонья глазами, он сказал: «Буду готов через минуту» и оказался верен своему слову. Не прошло и минуты, как он уже был во всеоружии и мог справиться с любой ситуацией (а это, надо признать, у него получалось отменно). Кларенс — это стихия, воплощение силы природы. Он всегда что-то организовывает, постоянно кому-то звонит. Когда он после короткого перелета вышел из самолета и включил свой мобильный, там обнаружилось пятьдесят непрочитанных эсэмэсок, столько же пропущенных звонков и голосовых сообщений.
За последние несколько дней мое желание съездить в Фатиму неуклонно росло. Когда впереди показалась цель нашей поездки, мое сердце затрепетало от волнения. За пару секунд до того, как мы въехали в город, Джерри позвонил Гордон Браун. После разговора Джерри передал мне его слова поддержки и заметил, что голос у мистера Брауна звучал очень сочувственно и искренне.
У святилища нас ждала ставшая уже привычной толпа репортеров. Но в этот день и в этом месте я каким-то образом нашла в себе силы не обращать внимания на устремленные в мою сторону огромные объективы, иногда зависшие в нескольких сантиметрах от моего лица. Также я не смотрела на толпы паломников. Помню только, что меня восхитила и совершенно ошеломила красота этого храма.
Когда мы пересекли площадь, на меня снизошло спокойствие и во мне возродилась надежда. Открытое пространство давало чувство свободы и странное, но приятное ощущение невесомости. Колокола на базилике зазвонили «Непорочную Марию», и тотчас внутри у меня все сжалось, сердце заколотилось, к горлу подступил комок, и я заплакала. Я представила себя и Мишель, шестилетних, как мы стоим в классной комнате и поем «Непорочную Марию». Я подумала о Мишель, о долгой и нежной дружбе, которая нас связывала, и мне ужасно захотелось, чтобы у Мадлен появился такой друг, как Мишель. А еще мне захотелось, чтобы у нее появилась возможность иметь такого друга. Молю, Господи, сделай так, чтобы это произошло!
За два часа, проведенные в храме, мы послушали мессу, и еще нам разрешили помолиться самим в одной из небольших капелл. Перед уходом мы зажгли пять свечек в Капелле Явлений, по одной на каждого члена нашей семьи. Я поцеловала свечку Мадлен и помолилась от всего сердца, чтобы Фатимская Дева Мария оградила нашу дочь от беды.
Когда мы шли обратно к машине, нас обступила целая толпа, в основном это были португальцы. Они жали нам руки, обнимали и желали добра, желали как можно скорее воссоединиться с Мадлен, и их искренность была очевидной. Они даже стали дарить нам нехитрые подарки — что было под рукой. Мы все их храним по сей день и очень ценим. Подаренные тогда деревянные детские четки до сих пор украшают шею Кота-сони. Это невероятное проявление солидарности и сочувствия больше, чем что бы то ни было, придало нам сил и уверенности.
Вечером я засела за дневник и подробно описала нашу поездку в Святилище Богоматери Фатимы. Отличный повод продолжить. С тех пор я стала делать записи регулярно. Обычно я занималась этим вечерами, но иногда находила пару минут и днем.
Именно тогда, воспрянув духом, мы впервые встретились с представителями португальской полиции неофициально. В ответ на наши просьбы они в конце концов согласились побеседовать с нами в британском консульстве. Не хватит слов, чтобы описать, до чего мы были благодарны за этот «особый подход» (как это позже назвала португальская пресса). Случилось это 24 мая, спустя три недели после похищения Мадлен, и на следующий день, к нашему несказанному облегчению, судебная полиция наконец-то опубликовала описание того человека, которого видела Джейн и который, по всей вероятности, унес Мадлен из нашего номера.
С двумя офицерами, пришедшими к нам тогда, мы потом встречались регулярно. Это были главные следователи по нашему делу: Гильермину Энкарнасан, возглавлявший судебную полицию Алгарве, с которым мы виделись в полицейском отделении в Портимане на следующий день после похищения Мадлен, и Луис Невес, руководитель лиссабонского Главного управления по борьбе с бандитизмом (ГУББ). Это управление — своего рода аналог Британского ведомства по борьбе с организованной преступностью. Они оба не говорили по-английски, поэтому с нами всегда был переводчик. Обычно эти функции брала на себя Анджела Морадо, заместитель британского консула.
Тогда Энкарнасану было шестьдесят лет. Он был немногословным и вообще не очень общительным человеком. Он был из тех, кого можно назвать профессионалом старой школы. Позже мы узнали, что он начал работать в судебной полиции еще в 1973-м, за год до того, как в стране был свергнут диктаторский режим. Нам не сразу удалось «растопить» его. И несмотря на то что наши с ним отношения со временем стали более теплыми, и Джерри, и я при каждой встрече с Энкарнасаном ощущали внутреннее напряжение.
Луис Невес был человеком совсем другого склада. Он был одного с нами возраста, а сыну его было столько же, сколько и Мадлен, может, чуть-чуть больше. Он казался нам умным, вызывающим доверие, сильным и восприимчивым к любым новым идеям. Первое мое впечатление о нем было самым положительным. В тот вечер я записала в своем дневнике: «Славный парень, толковый, человечный, чуткий».
С Невесом нам было спокойно, мы даже чувствовали себя расслабленно. Джерри с ним хорошо ладил. Он был очень тактичен и всегда тепло приветствовал нас. Джерри он при встрече часто похлопывал по спине, приобнимал по-братски или же легонько ударял в плечо, как делают старые друзья.
